Культурные контакты и их демографические последствия в районе Берингова пролива

Одним из самых очевидных последствий культурных контактов между народами и цивилизациями всегда были неравноценные изменения численности контактирующих сторон. Наиболее дра­матический характер с этой точки зрения имели культурные контакты при открытии и освоении европейцами Нового Света. Для значительной части аборигенных народов Америки они заверши­лись ассимиляцией, депопуляцией или даже полным исчезновением либо в лучшем случае временным сокращением исходной численности населения. Поэтому изучение демографической стороны контактов цивилизаций Старого и Нового Света остается весьма сложной и эмоционально окрашенной областью американистики.

Современная литература по этому вопросу огромна, происходит постоянное накопление новых материалов. Моя цель в данной статье — привлечь в сферу исторической демографии Северной Америки сравнительные данные по аборигенным популяциям Северо-Восточной Сибири. Сибирские народы вступили в контакты с европейцами (в данном случае с русскими) примерно в одно время или чуть позже аборигенов Нового Света. До крайней северо-восточной оконечности Сибири русская экспансия дошла лишь по второй половине XVII—начале XVIII в., а в некоторых районах реальные контакты развернулись лишь в первой половине XVII! в. По срокам, общим экологическим и социальным условиям, силам взаимодействующих сторон эти контакты вполне сопоставимы с ситуацией в арктической и субарктической частях Северной Америки, а кое-где (в южной Аляске, на Алеутских островах) были ее составным элементом. Так что опыт демографи­ческих параллелей между северо-востоком Сибири и северо-западом Северной Америки выглядит вполне правомочным.

Настоящая статья имеет и конкретную узкую задачу. Как известно, одним из наиболее дискуссионных вопросов демографической истории аборигенов Америки является возможность определения исходной численности населения по некоей устойчи­вой норме ее сокращения в результате контактов («степень депопуляции» ) и наинизшей численности, достигнутой в ходе такого сокращения («популяционный надир»). Подобная мето­дика была предложена более двадцати лет назад Г. Добинсом¹, и почти полтора десятилетия дискуссия по поводу ее точности, универсальности и возможных модификаций носила очень бурный характер. По степени своего воздействия методику Добинса можно сравнить с предложенным советским этнографом Б. О. Долгих другим универсальным коэффициентом, позволявшим определять численность аборигенного сибирского населения в XVII — XVIII вв. по количеству отмеченных в русских регистрах мужчин-налогоплательщиков (ясачных плательщиков)². П в том, и в другом случае науке потребовалось почти двадцать лет накопления новых данных, чтобы перейти к более совершенным методам историко-демографических реконструкций.

Наиболее уязвимым местом в методике Добинса, но мнению большинства его критиков, была именно идея универсальности выведенной им величины депопуляции в результате контактов (20 : 1 или даже 25 : 1). Нет необходимости повторять здесь высказывавшиеся на протяжении пятнадцати лет аргументы ³. Но в случае с любыми подобными математическими коэффициен­тами выбор крайне ограничен: либо признать их универсальность и использовать для расчетов при отсутствии других данных, либо не признать и тогда изобретать иную методику реконструкции. Именно универсальность становится, таким образом, наиболее сильным и одновременно самым слабым звеном методики, приобретая значимость «символа веры».

Впрочем, в любой идеологии возникают реформации. Среди нескольких попыток «реформации Добинса» наиболее важным для нашей темы является опыт оценки доконтактной численности, уровня депопуляции и популяционного надира (минимальной численности) у атапасков-кучинов в XVIII —XIX вв. Хотя его автор, Ш. Креч, в целом признал правомерность методики Добинса, он определил свой собственный «коэффициент депопуляции» для кучинов как 6 : 1, подчеркнув, что добинсовский коэффициент 20 : 1 вряд ли пригоден для всех территорий ⁴. Однако новый коэффициент косвенно подрывает идею универсальности демографических последствий контактов и подтверждает возможность региональных и/или этнических вариантов оценки (см. то же для коэффициента Б. О. Долгих)⁵.

В данной статье мы попытаемся выявить степень депопуляции в ходе контактов на конкретных примерах этнических групп и их локальных подразделений, населявших азиатскую и амери­канскую стороны Берингова пролива и прилегающие области Сибири и Аляски. Район этот, получивший ныне популярное название «стык континентов»⁶, известен как центр интенсивных этнических и культурных контактов аборигенных популяций с глубокой древности. В XVII —XIX вв. здесь начинаются контакты и с европейцами, прибывавшими со всех четырех направлений: с запада — из континентальной Сибири, с юга — со стороны Берингова моря и северных побережий Тихого океана, с востока — через бассейны рек Юкона и Макензи и даже с севера — вдоль арктических побережий Азии и Америки. Основой наших расчетов будут известные в литературе оценки доконтактной (или раннеконтактной) численности аборигенного населения и поиск надира, т. е. наинизшей точки популяционной кривой, после которой началось восстановление. Сибирская (азиатская) сторона с сибирской стороны непосредственно к Берингову проливу выходят этнические территории двух народов: азиатских эскимосов и чукчей. Для полноты сравнения мы добавим еще три аборигенных этноса, живших южнее вдоль побережья Берингова моря, — кереков, коряков и ительменов, но не включим в анализ обитателей континентальной части северо-восточной Сибири (эвенов и юкагиров), чье развитие шло под знаком активной ассимиляции живущими далее к западу якутами.

Сибирские (азиатские) эскимосы. Первыми европейцами, попавшим в 1648 г. в район Берингова пролива, были русские казаки во главе с С. Дежневым. Непосредственно с сибирскими эскимосами русские столкнулись только в первой трети XVIII в. — в ходе первого плавания В. Беринга в 1728 г. у южного побережья Чукотки и экспедиции М. Гвоздева и И. Федорова в 1732 г. у северо-восточной оконечности Азии⁷. Реальные контакты с европейцами и глубокая аккультурация начались только во второй половине XIX в. с приходом в район Берингова пролива американских китобоев.

Первая перепись сибирских эскимосов 1895 г. дала общую цифру около 1300 человек ⁸; последующая статистика отражает колебания от 1200 до 1350 человек вплоть до 1970-х годов⁹. Ни одна из этих цифр не может рассматриваться как достоверный надир, учитывая небольшую величину колебаний.

Имеющаяся оценка численности сибирских эскимосов в середине XVII в., накануне контактов, — 4000 человек¹⁰ — уже подвергалась критике. Она исходила из того, что все береговое население Чукотки в XVII в. было эскимосским и примерно соответствовало численности эскимосов и береговых чукчей в конце

XIX в. Даже если мы примем оба эти допущения, коэффициент депопуляции составит 3 : 1, но все потери надо признать за счет ассимиляции эскимосов чукчами, а не прямой убыли.

Новые оценки предполагают, что в XVII—начале XVIII в. численность эскимосов вряд ли была заметно большей, чем в конце XIX в.¹¹ Известные или реконструируемые спады численности приходятся на середину XVIII в. (столкновения с русскими военными отрядами), конец XVIII —начало XIX в. (миграция на о-в Св, Лаврентия), 1880-е годы (голод). Однако вряд ли общие размеры депопуляции были драматическими.

Чукчи. Первые встречи русских с чукчами произошли около 1642 — 1644 гг.; в последующие два десятилетия контакты затронули несколько групп чукчей на Колыме, Алазее, арктическом побережье, в устье Анадыря ¹². В течение всей первой половины XVIII в. продолжалась открытая военная конфронтация чукчей с русской администрацией, сопровождавшаяся серией взаимных кровавых нападений. С последней трети XVIII в. контакты носили мирный характер, причем оленные чукчи в основном взаимодействовали с русским или обрусевшим населением долин Колымы и Анадыря, а береговые чукчи с середины XIX в. — преимущественно с американцами. Первая полная перепись чукчей в 1895 — 1896 гг. определила их численность 11,8 тыс. человек, перепись 1926 — 1927 гг. — 12,3 тыс. Все более ранние цифры являются общими оценками, порой весьма приближенными. Суммировав их, Б. О. Долгих оценил возможную численность чукчей в первой половине XVIII в. вместе с сибирскими эскимосами 8 тыс. человек, а в начале XVII в. одних чукчей — 2 тыс.¹³ Как бы ни были спорны обе цифры, они показывают очевидный рост числа чукчей на протяжении XVII — XIX вв. или хотя бы отсутствие заметных потерь в ходе контактов. Разумеется, общий рост популяции мог происходить на фоне сокращения численности отдельных групп, например западных чукчей от оспенной эпидемии 1885 г., нижнеколымских чук­чей в самом начале XX в. или чукчей Мечигменского залива между концом XVIII и серединой XIX в.¹⁴

Кереки. Первые контакты кереков с русскими могли состояться еще в середине XVII в. в ходе военных столкновений из-за моржовых лежбищ в устье Анадыря¹⁵ или в конце XVIII в. (поездка И. Анкудинова в 1777 г.). Реальное взаимодействие с европейцами надо относить к концу XIX в., когда в районе мыса Наварин и далее к югу стали эпизодически появляться русские военные, американские и японские промысловые и рыболовецкие суда. К этому времени, по сообщениям всех источников, кереки находились в состоянии глубокого упадка и уже понесли тяжелые потери от голода и эпидемии¹⁶.

Данные о численности кереков в конце XIX—начале XX в. весьма противоречивы: 600—650 человек по оценкам участников Джесуповской экспедиции В. Иохельсона и В. Богораза (послед­ний проехал через всю территорию кереков в 1901 г.), но только 289 человек в 1897 г. и 315 в 1926 — 1927 гг. по исчислению Б. О. Долгих¹⁷. В последующие десятилетия число кереков устойчиво сокращалось: 152 человека в 1937 г., 64 — в 1959 г. и около 20 — в начале 1970-х годов ¹⁸. В настоящее время кереки, видимо, уже полностью слились с чукчами и как самостоятельный этнос исчезли.

Как в таком случае определять степень депопуляции и точку надира? «Исчезновение» кереков произошло уже в XX в. в ходе сселения из маленьких поселков и стойбищ в более крупные поселки и путем участившихся браков с чукчами. Но активное поглощение кереков чукчами шло, по-видимому, на протяжении всех последних столетий ¹⁹. Б. О. Долгих условно определил численность кереков до конца XVII в. 320 человек²⁰; значит, в целом за XVIII— XIX вв. она почти не изменилась или даже несколько выросла. Если же считать надир накануне ассимиляции на уровне 100—150 человек, коэффициент депопуляции можно оценить как 2—3 : 1, максимально — 4-5 : 1.

Коряки. Первые контакты русских с коряками произошли в 1651 — 1652 гг., и к началу XVIII в. русские вошли в соприкосновение со всеми основными группами коряков. Сведения об их воз­можной численности имеются с рубежа XVII —XVIII вв., но реальные оценки можно делать только с середины XVM в., причем известные данные уже не раз анализировались в литературе²¹. Популяционная динамика коряков в XVIII— первой половине XX в. показывает, что общи» надир падает на период после оспенной эпидемии 1768—1769 гг., когда их численность могла сокра­титься в три раза по сравнению с исходной оценкой конца XVII в. Коэффициент депопуляции колеблется от 1,6 : 1 до 10 : 1 на фоне устойчивого восстановления основных подразделений на протяжении XIX в. Наибольшие потери понесли три самые западные группы коряков Охотского побережья — ямцы, тумаицы и гижигинцы (наяханцы), которые в XIX —XX в. полностью обрусели и слились с ассимилированными эвенами и якутами в смешанную метисную группу охотских камчадалов. Так что и здесь правильнее, видимо, говорить об ассимиляции и переходе в новое этническое состояние, чем о прямой депопуляции.

Ительмены (камчадалы). Первая встреча русских г камчатскими аборигенами-ительменами состоялась в ходе походов сотника В. Атласова на Камчатку в 1697—1699 гг, В течение первой трети XVIH в. шла активная русская колонизация полуострова, сопровождавшаяся строительством военных укреплений, притоком казаков и служилых людей, насильственным приведением ительменов к уплате ясака и массовыми восстаниями коренного населения. Итогом стали быстрое сокращение численности ительменов, с одной стороны, и мощный наплыв русских на Камчатку — с другой, что привело к появлению здесь многочисленного смешанного (метисного) населения ²². Поэтому при реконструкции демографической истории ительменов в период колонизации необходимо учитывать взаимодействие двух этих этнических элементов.

Известные данные популяционной динамики с конца XVII по начало XX в. суммированы в ряде публикаций ²³, их можно свести в таблицу (табл. 1). Исходная численность ительменов накануне прихода русских оценивается от 10 до 20 тыс. человек; наиболее детализированная цифра — 12 680 человек — была получена Б. О. Долгих ²⁴ Это население устойчиво сокращалось вплоть до середины XIX в. с четырьмя очень резкими падениями: в начальный период колонизации, в ходе восстания ительменов 1732 г., в результате оспенной эпидемии 1768—1769 гг., унесшей, как считается, до 65 % коренного населения полуострова, и эпидемии лихорадки («горячки») 1799—1800 гг., от которой погибло еще 1000 — 1200 ительменов²⁵. Надир для соб­ственно ительменского населении падает на начало XIX в. с соотношением к исходной численности 7:1; для совокупной ительменской и смешанной популяции он составит 4 : 1. Уменьшение числа ительменов в первой половине XX в. связано с усилением ассимиляции и присоединением русскоязычного аборигенного населения при переписях к «русским».

 

Таблица 1. Динамика численности ительменов и русскоязычного смешанного населения Камчатки (конец XVII — начало XX в.), человек

Годы		Ительмены (камчадалы)		Русские и русско илмчноо метисное население		В целом
Конец XVII		в- 12 680		_		12680
(оценка)
1724 -1728		9000
1732		7500-7800		Около 1000		8500-8800
1738		8300-8500
1745	8200
1767	6000
1770-е	2600
1782	Около 3000
1790	3000-3200		1800-2000		5000
1820	2197		1344		3500
1827	1800-1900		1200*		3200
1853	2200		1150*		3350
1897	2779		2000*		4800
1926	1000		3500*		4500
1960-е	700		2200*		2900

Острова Берингова пролива и северной части Берингова моря

Остров Св. Лаврентия, крупнейший из островов Берингова моря, был открыт в 1728 г. первой экспедицией В. Беринга; существование на нем многолюдных поселков и густого населения подтвердила русская экспедиция И. Биллингса в 1791 г. Однако первая встреча его обитателей с европейцами относится только к 1816 г. (плавание О. Коцебу), а регулярные контакты с американскими китобоями и торговцами устанавливаются со второй половины XIX в.

Существует мнение, что доконтактное население острова в XVII—XVIII вв. могло достигать 4 тыс. человек. Правда, приводимые в подтверждение цифры, основанные на одновременном заселении всех известных на острове стоянок, выглядят совершенно неправдоподобными ²⁶. Вызывает сомнение даже более скромная известная оценка — 1500 человек — для начала XIX в. и вплоть до катастрофического голода (1880 — 1881 гг.). унесшего многие десятки жизней (но вряд ли, как считается, свыше 100 человек). Население продолжало сокращаться вплоть до надира в 1903 г. на уровне 260 человек, после чего стало быстро расти ²⁷. Коэффициент депопуляции эскимосов Св. Лаврентия может в таком случае колебаться от 5,8 : 1 (при численности 1500 человек) до 2,5—3 : 1, если считать более реальной цифру в 600—800 жителей в пяти постоянных поселках к началу XIX в.

Острова Диомида были обнаружены в 1728 г. той же экспедицией В. Беринга и описаны через четыре года русской экспедицией Гвоздева — Федорова, участники которой вступили в контакт с островитянами. Первым европейцем, посетившим оба острова — Большой и Малый Диомид — в 1799 г., был казачий сотник И. Кобелев. Он сделал первую оценку населения островов, насчитав 398 человек на Большом и 164 человека на Малом Диомиде. В ходе своего второго приезда в 1791 г. он обнаружил вдвое меньшее число обитателей: 218 на Большом и 100 жителей на Малом Диомиде, т. е. в целом около 320 человек . Последняя цифра и определяет современную оценку до- контактной численности эскимосов островов Диомида (350 человек) . Она близко совпадает с данными конца XIX в. (русской заочной описи 1895 г. и американской переписи 1890 г.), пока­завшими 211 жителей на Большом Диомиде и 85 — на Малом ³⁰. Следовательно, островитяне благополучно пережили ранние этапы контактов и аккультурации.

Резкое сокращение численности диомидовских эскимосов произошло в первой трети XX в., причем население Малого Диомида сохранялось на уровне 90—110 человек, а Большого упало до 30—40, из которых почти все перебрались на Малый Диомид или мыс Принца Уэльского. К концу своего существования в 1940-х годах поселок на Большом Диомиде насчитывал всего около 30 жителей, в основном науканских эскимосов с Азиатского материка. Таким образом, общий коэффициент депопуляции можно определить как 2,5 : 3,1.

Первым европейцем, посетившим остров Кинг в 1791 г. (открытый в 1732 г. экспедицией Гвоздева — Федорова), был сотник И. Кобелев. Он определил численность эскимосов Кинга в 170 человек, но современные оценки на начало XIX в. дают более высокие цифры — 250-275 человек³¹. В 1867 г. на острове насчитывалось 250 жителей, переживших запустение двух из трех поселков в ходе эпидемий 1830-х годов; описи 1888 и 1890 гг. показали 200 человек ³². Считается, что от 1/2 до ²/3 островитян погибли в результате голода 1890 г., это уменьшило население до надира в 120 — 130 человек между 1904 и 1910 гг., после чего началось его быстрое восстановление ³³. Коэффициент депопуляции составит 2 : 1 при оценках Э. Берча и 1,4 : 1, если брать исходную цифру И. Кобелева.

Остров Нунивак был открыт в 1821 г. русской морской экспедицией Васильева —Шишмарева, но до 1880—1890-х годов островитяне находились вне сферы европейского торгового и полити­ческого влияния в северной части Берингова моря. Реальная аккультурация и модернизация их образа жизни началась лишь в 1920-е годы.

Численность эскимосов о-ва Нунивак в момент открытия оценивается в 400 человек, американская перепись 1890 г. определила ее в 702 человека, между 1940 и 1970 гг. она составляла 220— 250 человек ³⁴. Коэффициент депопуляции очень условно можно поместить в пределах от 1,5 : 1 до 3 : 1.

1. Американская сторона

Ближайшей к Азии точкой на американской стороне Берингова пролива является мыс Принца Уэльского, где располагалось одно из крупнейших эскимосских поселений всей северо-западной Аляски.

Первыми европейцами, ступившими на эту землю, были русские моряки экспедиции Гвоздева — Федорова в 1732 г.; первая встреча с обитателями мыса произошла в 1791 г. (путешествие П. Кобелева).

Имеющиеся оценки доконтактного населения мыса Принца Уэльского колеблются от 500 до 750 и даже 900 человек ³⁵. Вплоть до самого конца XIX в. оно сохранялось на уровне 550 — 650 человек, т. е. практически не уменьшилось, несмотря на весьма активные контакты с американскими китобоями, миссионерами и торговцами в последней трети XIX в. Демографической катастрофой для жителей мыса стала эпидемия гриппа 1919 г., от которой погибло не менее 200 — 300 человек. С этого момента численность населения Уэльса упала до 130 человек и сохраняется на этом уровне вплоть до настоящего времени . Коэффициент депопуляции колеблется от 3,9 : 1 до 6,9 : 1 в зависимости от величины доконтактной оценки. В любом случае снижение численности населения произошло в условиях модернизированного общества, успешно пережившего наиболее болезненные фазы аккультурации.

Примерно так же складывалась популяционная динамика остального эскимосского населения п-ова Сьюард. Его численность на 1800-1850 гг. оценивается 1500—2000 человек без жителей Уэльса, островов Кинг и Диомида ³⁷. Примерно столько же людей проживало здесь к концу столетия, несмотря на очевидные потери от эпидемий, голодовок и несчастных случаев, зафиксированных в источниках XIX в.³⁸ Демографической катастрофой для аборигенов п-ова Сьюард стала не «золотая лихорадка» 1898—1905 гг., когда сюда прибыло 30 — 40 тыс. белых старателей, а эпидемия гриппа 1919 г., унесшая около 900 человек³⁵. Коэффициент депопуляции при надире около 1920 г. мог составить 2 : 1 с более высокими значениями для самых пострадавших общин.

Живущие далее к югу эскимосы юго-занадного побережья Аляски, бассейнов рек Юкон, Кускоквим и Нушагак попали в сферу русского торгового и политического влияния в 1820 — 1830-е годы с основанием фактории Российско-Американской компании на р. Нушагак в 1818 г. Их общая численность накануне контакта оценивается 9 — 11 тыс. человек⁴⁰, что позволяет считать их второй после алеутов крупнейшей аборигенной группой Северо-Западной Америки накануне прихода европейцев.

Популяционная история центральных юпиков в XIX в. почти не изучена; плохо известны потери от тяжелейших эпидемий оспы 1837 — 1839 и гриппа 1852 — 1853 гг.. резко сокративших размеры многих общин ⁴¹. В 1880 г. общая численность эскимосов юго-запада Аляски составляла около 8 тыс. человек ⁴², что отразило, видимо, некоторое восстановление после потерь середины XIX в. Новым тяжелейшим ударом стала эпидемия гриппа 1919 г., от которой только население между устьями Юкона и Кускоквима уменьшилось с 1500 человек в 1895 г. до 600 в 1927 г., или в соотношении 2,5 : 1 ⁴³. К 1939 г. численность центральных юпиков составила 5 — 5,5 тыс. человек, а к 1980 г. она выросла до 17 тыс., намного превысив доконтактный уровень. Общий коэффициент депопуляции при надире около 1920 г. можно условно оценить как 2,5 : 1.

Лучше известна популяционная динамика живших к северу от п-ова Сьюард эскимосов побережья залива Коцебу и бассейнов впадающих в него рек Кобук и Ноатак. Их общая численность, по оценкам О. Берча, сократилась с 3950 человек в 1800 г.. накануне первого контакта с русской экспедицией О. Коцебу в 1816 г., до надира в 1050 человек в 1900 г.. т. е. в соотношении 3,8:1. Для некоторых групп коэффициент депопуляции был намного выше (табл. 2) . Правда, столь высокие потери были и основном связаны с оттоком населения из внутренних районов к побережью после голода 1880 г. и образованием из осколков прежних общин новых территориальных группировок в первые десятилетия XX в.⁴⁵ Эскимосы северо-западной Аляски. Первыми европейцами, встретившимися с эскимосами северо-западного побережья Аляски к северу от залива Коцебу, были участники третьей экспедиции Дж. Кука в 1778 г. Более тесные контакты относятся ко второй четверти XIX в., после плаваний Ф. Бичи (1825—1828), А Каше- варова (1838 г.) и экспедиций в поисках пропавших кораблей Дж. Франклина (1848 —1855 гг.). С 1860-х годов все северное побережье Аляски попадает в зону деятельности и активного влияния американских китобоев⁴⁶.

 

Таблица 2. Депопуляция эскимосов побережья залива Коцебу, XIX—первая половина XX в. (Arctic,

Группа	Оценка чис­ленности на 1800г. (ЧС.’ГОШЧ!)	Год надира	Минимальная численность (человек)	Коэффициент депопуляции
Кангигмиут	300	1800	25	12:1
Пита гм пут	500	1900	25	12:1
Кивалинигмиут	300	1900	50	(1:1
Куунгмиут	250	1940	0
Кикиктагрунгмиут	375	1900	100	3,8: 1
На пакту™ и у т	225	1900	125	1,8:1
Акунигмиут	375	1900	100	3,8:1
Сильвингмиут	775	1940	250	3,1:1
Кангианигмиут	500	1920	100	5:1
Нуатагмиут	550	11)00	0

 

Э. Берч, сделав оценку доконтактной численности традиционных групп ( «сообществ» ) эскимосов этой территории около 1800 — 1810 гг., получил общую цифру около 3600 человек. Из них 2400 человек жили на побережье и примерно 1200 — во внутренней тундре. Надир для всего этого населения наступил в конце XIX —начале XX в.: около 1890 г. в береговых поселках и после 1910 г. во внутренней зоне, которая полностью опустела до конца 1930-х годов. Между 1910 и 1930 гг. все уцелевшее тундровое население вышло к побережью, увеличив численность береговых общин ⁴⁷. Поэтому степень депопуляции лучше определять в целом для всей северо-западной Аляски. К концу XIX в. (американские переписи 1880 и 1890 it.) она составила, очевидно, 2 — 2,2 : 1.

Для отдельных общин берегового населения коэффициент депопуляции мог быть заметно выше. Сокращение численности жителей мыса Хоп (тикирармиутов) с 1100 до 276 человек в 1880 г. и менее 200 человек в 1930 г. дает соотношение 4:1 и даже — . | 48 1|_исло обитателей поселков на мысе Барроу до переселе­ния мигрантов из внутренней тундры уменьшилось в соотношении 3 : 1, а жителей побережья далее к югу (Айси-Кейп, Пойнт-Лей и др.) — 22,5 : 1.

Атапаски внутренней части Аляски. Проникновение европейцев в среднюю часть бассейнов Юкона, Кускоквима и их притоков началось почти одновременно с двух сторон: с постройкой русской фактории в Нулато в 183В г. и английской фактории Компании Гудзонова залива в Форт-Юконе в 1847 г. На это десятилетие падают первые прямые контакты большинства групп атапасков центральной Аляски с европейцами.

Наиболее обстоятельная оценка исходной численности и уменьшения населения в ходе контактов имеется для кучинов с определением точки надира в 1860-е годы и общего коэффициента депопуляции 6 : 1. Предварительные данные по остальным группам суммированы в табл. 3 и дают колебания коэффициента от 5,5: 1 до 1-1,8: 1 ⁴⁹

Эскимосы побережья Тихого океана. Первое появление русских на территории обитания тихоокеанских эскимосов произошло в 1/\ г. (экспедиция В. Беринга), но непосредственные контакты начались после 1761 — 1763 гг. Широкое освоение русскими ареала всех трех групп тихоокеанских эскимосов — конягов (конягмиутов) , чугачей и эскимосов Кенайского полуострова — относится к 1783—1784 гг. Их общая численность к этому времени оценивается более чем в 9 тыс. человек, из которых около 8 тыс. составляли конягмиуты — жители о-ва Кадьяк и прилегающей части п-ова Аляска — и около 1200 человек — представители двух других групп ⁵⁰.

 

Таблица 3. Депопуляция атапасков Аляски в результате контактов, XIX начало XX в. (Subarctic, 1981)

Русская опись 1792 г. определила численность конягмиутов на Кадьяке 5700 человек, на п-ове Аляска — 814, чугачей — 420 (через четыре года — 720) и кенайских эскимосов — 180 человек. Последующая динамика всех групп известна по русским источникам вплоть до 1860 г.⁵¹ Если считать надиром данные американской переписи 1880 г., то общий коэффициент депопуляции составит примерно 2,5 : 1 (2458 конягмиутов, 278 чугачей, 205 кенайских эскимосов и 600 — 800 метисов, в том числе для наиболее пострадавших конягмиутов — 2,7 : 1).

Атапаски южной Аляски. Две группы атапасков южной Аляски — танайцы (кенайцы) и атна (медновцы в русских источниках) — попали в сферу русского влияния в конце XVIII в. одновременно с тихоокеанскими эскимосами. Численность танайна к началу контактов оценивается — тыс. человек; для атна

самая ранняя доступная цифра — 668 человек — относится к 1820 r.⁵³ По имеющимся данным, надир для танайна устанавливается между 1860 и 1875 гг. на уровне 1500 человек, для атна — около 1910 г. при численности 300 человек⁵⁴. Следовательно, коэффициент депопуляции для обеих групп составляет 2-3: 1.

Эяки. Судьба эяков во многом напоминает историю коряков на сибирском побережье Тихого океана. Этот сравнительно небольшой по численности, но самостоятельный народ исчез к сере­дине XX в., причем последние носители эякского языка умерли уже в 60 — 70-е годы XX в.⁵⁵ С европейцами эяки столкнулись в конце 1780-х годов, почти одновременно с русскими, англи­чанами и чуть позже с испанцами. Русская опись 1820 г. определила численность эяков 105 человек ⁵⁶, но эта цифра явно занижена, поскольку к 1889 г. эяков насчитывалось около 200 человек, из которых через 20—30 лет осталось лишь несколько десятков ⁵?.

Недавняя этноисторическая реконструкция по русским источникам начала XIX в. показывает, что «закат» эяков в большей степени определялся военными столкновениями и ассимиляцией с тлинкитами, чем прямыми последствиями контактов⁵⁸. Поэтому для эяков, как и для кереков, правильнее говорить не о прямой депопуляции, а об ассимиляции или этническом «вытеснении», хотя оба процесса были безусловно ускорены европейским влиянием и контактами.

Алеуты. С открытием пути с Камчатки в Северо-Западную Америку (1741 г.) алеуты оказались первым народом Американского континента, втянутым в сферу русской экспансии и колонизации. К концу 1770-х годов русские прошли от ближайшего к Камчатке о-ва Атту до восточной границы алеутского ареала на п-ове Аляска, освоив всю эту территорию.

Долгое время считалось, что доконтактная численность алеутов составляла 16 — 20 тыс. человек, сейчас называются более скромные оценки: 12 — 15 тыс. или даже 8 — 10 тыс. Наиболее ранние подсчеты в русских официальных источниках относятся к 1779 г. — около 3800 человек на Лисьих островах, Унимаке и п-ове Аляска — и к 1791 г. — 3100—3200 человек по всему алеутскому ареалу .

В XIX в. алеутская популяция, по-видимому, пережила два демографических надира: после оспенной эпидемии 1839 г., когда численность алеутов могла сократиться до 1800—2200 человек, и между 1890 и 1920 гг. — с минимальной, хотя и сомнительной цифрой 1500 человек в 1910 г.⁶⁰ Но к обеим цифрам надо прибавить, как и в случае с ительменами Камчатки, численность метисного населения — «креолов» (около 1,5 тыс.), а также жителей Командорских островов (550 человек в 1910 г.), которые являются потомками той же исходной популяции. В этом случае надир составит 3,5—4 тыс. человек, а коэффициент депопуляции — 4—4,5 : 1 при максимальной и 2,5— 3 : 1 при минимальной оценке доконтактной численности населения.

Дискуссия

Сопоставление данных по аборигенным популяциям сибирской и американской стороны Берингова пролива и побережий Берингова моря приводит нас к следующим выводам.

Во-первых, не существует единой «модели надира» для всего аборигенного населения этого региона. Хотя почти все группы понесли демографические потери в ходе контактов, характер этих потерь и их внутренняя структура не были универсальными. Одни народы больше пострадали в результате прямых контактов в ходе колонизации и появления на их территории постоянного европейского населения (ительмены, алеуты). Другие резко уменьшились в численности еще до первых реальных встреч с европейцами (кучины). Нет универсальной закономерности и в соотношении надира с продолжительностью контактов: наибольшие потери могли происходить и на начальной стадии взаимодействия (алеуты, эскимосы юго-запада Аляски), и в обществах, глубоко затронутых и даже разрушенных контактами с европейцами (ительмены, копягмиуты, эскимосы о-ва Св. Лаврентия), и даже там, где после первого культурного шока сохранилась устойчивая численность аборигенного населения (эскимосы мыса Принца Уэльского, п-ова Сьюард, островов Диомида, Кинг и др.).

Во-вторых, совершенно очевидно, что не существует и универсального коэффициента депопуляции. Мало того, что ни одна из рассмотренных аборигенных групп на стыке Сибири и Северной Америки даже близко не подошла к уровню депопуляции, выведенному Добинсом (20 : 1 и даже 25 : 1), они очень резко отличаются друг от друга по величине демографических потерь, причем часто — на соседних территориях. Можно, видимо, говорить лишь о двух наиболее частых интервалах коэффициента депопуляции — 2 — 2,5 : 1 и 5-6 : 1 (последнее соотношение было впервые получено Щ. Кречем для кучинов). Однако даже эти цифры лучше пока считать результатом чисто статистического накопления, чем сколь-либо закономерными «моделями депопуляции», поскольку многие аборигенные этносы н своей истории контактов вообще не укладываются ни в какие «модели».

В-третьих, примечательна разница между общей степенью депопуляции аборигенных групп на сибирской и американской стороне стыка континентов. В целом потери сибирских этносов оказались заметно ниже, чем американских, причем численность самого крупного ныне народа Северо-Востока Азии — чукчей — увеличилась с начала контактов. Добавлю, что, по имеющимся оценкам, два крупнейших аборигенных народа Сибири — якуты и буряты — возросли с середины XVII по конец XIX в. в 10 (!) раз, а все коренное население Сибири за этот период — почти в четыре раза ⁶ .

Два объяснения кажутся здесь наиболее очевидными: большая защищенность аборигенов Сибири от эпидемий в результате давних контактов с другими народами Старого Света и/или иной характер русской колонизации и экспансии по сравнению с англо-американской, французской или испанской. Оба эти объяснения не подтверждаются историей народов на стыке континентов. Многие сибирские группы, например ительмены, понесли тяжелейшие потери от занесенных эпидемий; русская колонизация привела к пяти-шести кратном у уменьшению численности ительменов и алеутов, как и описанное Щ. Кречем столкновение кучинов с англо-американцами. Напротив, чукчи оказались весьма устойчивыми к негативным последствиям контактов как с русскими, так и с американцами.

В-четвертых, для многих аборигенных групп на стыке Сибири и Америки период контактов с его частыми военными столкновениями, изменениями этнических ареалов, нарушениями общей стабильности стал временем быстрой ассимиляции как прибывшим европейским населением, так и соседними аборигенными народами. В первом случае результатом явилось возникновение метисных русскоязычных популяций с их особой традицией и культурой: русских старожилов Камчатки, гижигинцев, марковцев, колымчан, русскоустьинцев, камчадалов Охотского побережья, «креолов» Командорских островов и Русской Америки, которые в русской статистике не учитывались в составе аборигенного населения, но фактически были его прямыми потомками ². Во втором случае «исчезновение» или резкое сокращение численности отдельных групп (кереки, эяки, юкагиры) было в большей степени следствием их слияния с сильными соседями, чем одной прямой депопуляции. Для континентальной Сибири этот процесс хорошо документирован на многих примерах: слияние тунгусов с якутами и бурятами, саяноалтайских самодийцев с тюрками и т. п. Та же картина, безусловно, наблюдалась и на севере Северной Америки.

Ассимиляция, включая и метисацию, в целом выпадает из методики, основанной на подсчетах надира и коэффициента депопуляции, поскольку она ведет обычно к изменению этнического и социального статуса. Но мы не можем исключить ассимиляцию как процесс из демографической истории аборигенного населения ни в момент контактов, ни в более позднее время, ни в доконтактный период, т. е. задолго до встречи с европейцами.

Археология и этноистория Арктики постоянно открывают нам все новые «жертвы» ассимиляции в виде скрытых от нас в глубине веков исторических традиций, бесчисленных поколений людей, осваивавших полярные пределы эйкумены. В своих описаниях и этногенетических реконструкциях мы отмечаем сейчас лишь немногих счастливцев, которые оставили нам достаточно яркие образцы своей культуры или дожили в своих потомках до исторического времени. Процесс ассимиляции, как и депопуляции, отдельных групп аборигенного населения был, безусловно, ускорен контактами с европейской цивилизацией, но отнюдь не принесен ею извне в стабильное и безмятежное «традиционное» суще­ствование.

Заключение

Анализ демографической истории народов на стыке северо-востока Евразии и северо-запада Северной Америки показывает несостоятельность реконструкции их доконтактной численности методом надира и универсального коэффициента депопуляции 20 : 1, предложенного более 20 лет назад Г. Добинсом. Ни одна из рассмотренных групп не пережила депопуляцию такого уровня; мы можем говорить лишь о двух статистически наиболее частых интервалах депопуляции — 2—2,5 : 1 и 5—6 : 1. Но и здесь делать какие-либо выводы пока преждевременно, учитывая большой раз­брос показателей вплоть до заметного роста численности некоторых групп в период контактов. Можно лишь признать, что столкновение с европейцами обернулось для большинства аборигенных народов демографическими потрясениями: более тяжелыми для одних, менее заметными для других и катастрофическими по своим социальным и этническим последствиям для третьих.

Наибольший интерес представляет разница в демографических последствиях контактов у народов северо-востока Сибири и севера Северной Америки. Попытки найти этому «объективные» истори­ческие объяснения выглядят неубедительными.

Ключ к этой загадке, возможно, лежит в закономерности, впервые отмеченной Д. Убелакером ⁶⁴ Он обратил внимание на существование определенных волн в трактовке демографической истории аборигенов Америки и величины потерь в результате европейской колонизации. В период «консервативной» волны ученые склонны более критически и скрупулезно относиться к ранним источникам и потому обычно осторожны (консервативны) в своих оценках доконтактной численности населения и размеров депопуляции. В период «либеральной» волны, напротив, принимаются высокие и даже очень высокие оценки.

В американской индеанистике Убелакер выделил «консервативные» волны 1910-х и 1930—1940-х годов и «либеральные» волны 1920-х и 1960-х годов. С последней из них как раз связано появление оценок Г. Добинса и его коэффициента депопуляции 20 : 1. Современные американские оценки доконтактной численности населения в субарктической и арктической зонах Северной Америки в целом гораздо «консервативнее» модели Добинса, но при этом колеблются от «либерально-консервативных» (алеуты, эскимосы залива Коцебу) до откровенно «либеральных» (эскимосы о-ва Св. Лаврентия).

Российская традиция изучения демографической истории аборигенов Сибири переживала сходные колебания «либерального» и «консервативного» отношения к потерям в ходе русской колони­зации. Так, «либеральная» тенденция явно доминировала в конце XIX — начале XX в., находя свое воплощение в целом ряде публикаций о «вымирании» сибирских народов с эмоциональными призывами о помощи со стороны русского правительства и общества ⁶⁵.

С 1950—1960-х годов русское сибиреведение живет под знаком «консервативной» тенденции, олицетворяемой авторитетом его последнего патриарха — Б. О. Долгих и его капитальных публи­каций. В области историко-демографических реконструкций Б. О. Долгих был явно «консервативным», т. е. критическим и осторожным, исследователем, склонным подчеркнуто опираться на собственный анализ ранних русских источников, а не на археологические, экологические или какие-либо другие оценки. Неудивительно, что в современном сибиреведении ни один из альтернативных методов определения демографических потерь и исходного доконтактного населения (проекция по известным моделям, использование дифференцированных коэффициентов смертности, оценка предельной экологической емкости, расчеты по числу древних жилищ и поселений и т. п.) не получил широкого распространения.

В таком случае объяснение кроется в несовпадении американской «либеральной» и русской «консервативной» традиций в объяснении одного феномена — демографических последствий контактов аборигенов с европейской цивилизацией. Если это так, мы можем еще раз убедиться в «объективности» исторической науки и значении внутренней логики ее развития для самого процесса научного познания.

---

1.       Dobyns H. F. Estimating aboriginal American population: An appraisal of techniques with a new hemispheric estimate // Curr. Anthropol. 1966. Vol. 7, N 4. P. 395-416.

2.       Долгих Б О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. 1960. Т.

3.      55.С. 13-14.

4.       Dobyns H. F. Op. cit.; Idem. Native American historical demography: A critical bibliography. Bloomington; L., 1976; DriverH. E. On the population nadir of Indians in the United States//Curr. Anthropol. 1968. Vol. 9; Thornton R., Marsh-Thornton J. Estimating prehistoric American Indian population size For the United States area: Implications of the nineteenth century population decline and nadir // Amer. J. Phys. Anthropol. 1981. Vol. 55, N 1. P. 47 — 53; UbelakerD, H. Prehistoric New World population size: Historical review and current appraisal of North American estimates // Ibid. 1976. Vol. 45, N 3. P. 661-666.

5.       Krech Sh., III. On the aboriginal population of the Kutchin // Arctic Anthropol. 1978. Vol. 15, N 1. P. 100.

6.       ТуголуковВ. А. Об определении численности коренного населения Северной Сибири в XVII в. // Сов. этнография. 1981. № 2. С. 122—124; Соколова 3. П. Обские угры (ханты и манси) // Этническая история народов Севера. М., 1982. С. 8-47 и др. работы.

7.       Crossroads of continents: Cultures of Siberia and Alaska / Ed. W. W. Fitzhugh, A. Corell. Wash. (D. C.), 1988.

8.       Русские экспедиции но изучению северной части Т ихого океана в первой по­ловине XVIII в.: Сб. документов. М., 1984; Крупник И. И. Древние и традиционные поселения эскимосов на юго-востоке Чукотского полуострова // На стыке Чукотки и Аляски. М., 1983.

9.       Патканов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев // Зап. Рус. геогр. об-ва. Отд-ние статистики. 1912. Т. 11, вып. 3.

10.   Крупник И. И. Указ. соч. С. 86-87.

11.  ¹¹¹ Долгих Б. О. Указ. соч. С. 552—554; Гурвич И. С. Этническая история северо-востока Сибири // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. 1966. Т. 89; Этническая история народов Севера.

12.   Крупник И. И. Указ. соч. С. 85-92.

13.   Гурвич И. С. Указ, соч.: Этническая история народов Севера.

14.   Долгих Б. О. Указ. соч. С. 553-554.

15.   Патканов С. О приросте инородческого населения Сибири: Стат. материалы для освещения вопр. о вымирании первобытных племен. СПб., 1911; Бутурлин С. А. Отчет уполномоченного Министерства внутренних дел по снабжению продовольствием в 1905 г. Колымского и Охотского края. СПб., 1907; Членов М. А., Крупник И. И. В поисках древних культур Чукотки // Природа. 1984. № 6; и др. работы.

16.   Леонтьев В. В. Этнография и фольклор кереков. М., 1983. С. 10—12.

17.   Ресин А. А. Очерки инородцев русского побережья Тихого океана. СПб., 1888; Гондатти Н. Л. Состав населения Анадырской округи // Зап. Приамур. отд. Рус. геогр. о-ва. 1897. Т. 3, вып. 1. С.                       166—178; Леонтьев В. В. Указ. соч.

18.   Долгих Б. О. Указ. соч. С. 559.

19.  Леонтьев В, В. Указ. соч. С. 17. Там же.

20.  Долгих Б. О. Указ. соч. С. 550-561.

21.  Там же; Гурвич И. С. Указ, соч.; Вдовин И. С. Очерки этнической истории коряков. Л., 1973; и др. работы. Гурвич И. С. Указ, соч.; Этническая история народов Севера; Мурашка О. А. Старожил],] Камчатки к историко-демографической и социально­экономической пермпективе// Межэтнические контакты и развитие национальных культур. М., 1985. С. 77-88; и др. работы.

22.  Наткапов С. О приросте. . .; Долгих Б. О. Указ, соч.; Гурвич И. С. Указ, соч.; Этническая история народов Севера.

23.  Долгих Б. О. Указ. соч. С. 517 — 569; Гурвич И. С. Указ. соч. С. 95 — 96. Гурвич И. (‘. Ука.*. соч.

24.  FooteD. C.h. Exploration and resource utilization in Northwestern Arctic Alaska before 1855: [Mi. D. Diss. Mcdhill, 1965; tturgessS. The St. Lawrence islanders of Northwest Cape: patterns of resource utilization; I’ll. D. Diss. Alaska, 1974; KllanaL. J. Bering Strait insular Eskimo: A dianhronic study of economy and population structure // Alaska Dep. Fish and Came Div. Subsistence. Tec.bn. Pap. 1983. IS» 77. См. критику R кн.: Крупник И. И. Древние поселки и демографическая история ал иа тек их эскимосов юго­восточной Чукотки (включая о-в Св. Лаврентия) / Традиционные культуры Северной Сибири и Северной Америки. М., 1981. С. 111 —Ш. Kllana L. J, Op, cit.

25.  Этнографические материалы Северо-Восточной географической экспедиции 1785 1795. Магадан. 1978. С. 1(52-163. fiurch К. S. (Jr.). Eskimo kinsmen: Changing family relationships in Northwest. Alaska//Amer. Etbnol. Soc. Month. 197Г). Vol. 59; Idem. Traditional Eskimo societies in Northwest. Alaska // Alaska native culture and history. Osaka, 198(1. P. 253 — 304; и др. работы. f/атканов С. О приросте. . . С. 130; Он же. Статистические данные. . . С. 89В; Ray D. ,1. Nineteenth century settlement, patterns in Bering Strait//Arctic’ Anthropol. 1964. Vol. 2, N 2. I’. 79. Burc.hE. ,V. Op. cit.

26.  Ray D. J. The Eskimos of Bering Strait. 1650 — 1898. Seattle- I, 1975 P 1B6 KllanaL. J. Op. cit. P. 179-182.

27.  Handbook of North Amer. Indians; Vol. 5 / Ed. I). Danias. Wash (I) C ) 1984 P. 212 -213.

28.  Hay D. J. Nineteenth century settlement. . . P. 79; Idem. The Eskimos P 11(1-III; Burc.h K. ,V. Op. cit.; KllanaL. L Op. cit. P. 282-283 Kllana I,. L Op. cit. P. 285.

29.  Ray I). J. Op. cit.; Onwalt W. H. Eskimos and explorers. Nova to, 1979. Hay I). J. Nineteenth century settlement… P. 63; Arctic. P. 294-296. Stern K., ArabiaE., NayiorR.. Thomas W. Eskimos, reindeer and land Fairbanks, 1980. P. 44; Arctic. P. 295. Oswalt W. II. Op. cit.

30.  (lurch K. S. (Jr.). The traditional Eskimo hunters of Point Hope. Alaska: 1800-1875. North Slope Borough, 1981; Fiennp-Hiordan A. Regional gronrs on the Ynkon-Kuskokwim delta // Etudes/hiuit/Studies. 1984. Vol. 8, suppl iss P 63-94 Arctic. P. 224.

31.  Fienup-HiordanA. Op. cit. P. 82 — 83. Arctic. P. 316.

32.  BurchE. S. Eskimo kinsmen. . .; Idem. Traditional Eskimo              societies. . . Bockstoce J. Whales, ice and men: The history of whaling in the Western Arctic. Seattle; L.. 1986.

33.  fiurch E. S. Eskimo kinsmen. . .; Idem. Traditional Eskimo              societies. . . Hurc.hE. S. The traditional Eskimo hunters. . .

34.  Krec.h Sh. Op. cit.; Subarctic,. Handbook of North Amer. Indians, Wash. (I). C.). 1981. Vol. 6.

35.  Arctic. P. 187; Oswalt W. H. Op. fit. Русская Америка в неопубликованных записках К. Т. Хлебникова / Сост.

36.  . Г. Ляпунова, С. Г. Федорова. Л., 1979. С. 24; Русская Америка в «записках» рила Хлебникова: Ново-Архангельск / Сост.

37.  С. Г. Федорова. М., 1985; Федорова С. Г. Русское население Аляски и Калифорнии: Конец XVIII века — 18157 г. М.,

38.  1971. Arkic. P. 187.

39.  РуАская Америка в «записках»… С. 216. Subarctic. P. 637, 644.

40.  KrattesМ. In honor of Eyak // The art of Anna Nelson Harry. Fairbanks, 1982. Русская Америка в «записках»… С. 216. KrausM.

41.  Op. cit.

42.  ГринввА. В. Индейцы :>яки и судьба русского поселения в Нкутате // Сов. этнография. 1988. № 5. С. 110-120.

43.  Laugtilin W. Aleuts: Survivors of the Bering Land Hridge. N. Y., 1980; Arctic. P. fi?>; ^AЛяпунова Р. Г. Алеуты: Очерки этнической истории. Л., 1987. С. 87, 89. Arctic. »P. 163.

44.  Долгих Б. О. Указ. соч. С. 615-617.

45.  Гурвич И. С. Русские старожилы долины р. Камчатки // Сов. этнография. 1963. № 3. С. 31—41; Он же. Этническая история Олеро-Востока Сибири; Крупник И. И., Членов Л/. А. Алеуты Командорских островов: проблемы этнографического изучении // Полевые исследования Ин-та этнографии, 1983. М., 1988. С. 45—55; Krupnik1.1. Economic patterns in Northeastern Siberia // Crossroads of continents. P. 183—191; Мурашка О. А. Старожилы Камчатки… С. 77 — 88; и др. работы.

46.  Крупник И. И. Арктическая »тно;жология: Модели традиционного природопользования морских охотников и оленеводов Северной Евразии. М., 1989. С. 192-207.

47.  Ubelaker О. H. Op. cit. P. 661 о62.

48.  Бутурлин С. А. Указ соч.;

49.  Патканов С. О приросте инородческого населения Сибири. . .;

50.  Ресин А. А. Указ, соч.;

51.  Якобий А. И. Угасание инородческих племен Севера. СПб., 1893: и др. работы.