Как же выглядел Кодекс — рукописная книга индейцев? Он представлял собой длинную, иногда даже очень (один из рисуночных миштекских кодексов достигает 13,55 м), полосу из бумаги, которая приготовлялась из коры одной из разновидностей фикуса. На листы бумаги накладывался специальный грунт, а затем наносились рисунки и письмена. Полученную длинную полосу складывали наподобие гармошки. Чтобы книга не мялась, её в сложенном виде покрывали «обложками» — двумя деревянными, иногда обтянутыми шкурой ягуара, дощечками, которые скреплялись ремешками-застежками.
Разворачивать многометровую рукопись целиком было страшно неудобно. «Листание» же страниц «по-европейски» попросту не имело никакого смысла, как, впрочем, и свёртывание рулонов, поскольку рукописи читались не «постранично», а «пораздельно». Содержание книги состояло из отдельных тематических разделов, которые в пространственном отношении охватывали лишь несколько страниц. Кроме того, раскрыв книгу, видно, что каждая страничка горизонтально как бы поделена на части — «параграфы». Параграф легко узнать по расположенному в его начале вертикальному столбцу знаков дней и небольшому рисунку в сопровождении иероглифического текста.
В подобной организации рукописи была, безусловно, своя логика. Во-первых, «листание» в нашем понимании рукописи было крайне неудобно со всех точек зрения, но особенно во время нанесения текста и рисунка — поскольку писцу было необходимо следить за композиционным пространством, а краске нужно было дать время для высыхания (а накладывалась она весьма толстым слоем). Во-вторых, жрецу предпочтительно было раскладывать сразу весь раздел, чтобы видеть и читать его целиком. И потому совсем не случайно тематические разделы занимают в среднем по семь страниц, общей длиной примерно 70-80 см.
Все книги представляли собой подлинные произведения искусства. И если бы акты средневекового вандализма не приобрели столь широкого размаха, сохранилось бы гораздо большее число рукописей. Но костры не испепелили память и душу индейцев. Многое из того, что было записано в сожженных книгах, осталось в устной традиции.