Представления о какой-то форме загробной жизни существовали в древности у всех (или почти всех) этносов земного шара. Несколько позднее в связи с развитием морально-этических принципов появляются идеи посмертного воздаяния и наказания, но понимаемые, однако, весьма своеобразно. Естественно, что эти принципы очень варьировались в разное время и на разных территориях. Подобные мифологические воззрения имелись и у индейских народов Месоамерики, но в достаточно оригинальных формах. С ними были связаны и представления о земном рае, месте изобилия и блаженства.
Ацтекская мифология складывалась под влиянием религиозных концепций других этносов и поэтому отличалась большими, чем у прочих, противоречиями. Сведения о ней современные исследователи черпают из произведений индейских хронистов, сообщений конкистадоров и трудов ранних католических миссионеров (Тесосомок, Иштлилшочитль, Чимальпаин Куаутлеваницин, Б. де Саахун, Д. Дуран, Х. де Торкемада и др.). Естественно, что все они имеют различные идеологическиие установки, что еще более затрудняет изучение данных проблем.
У ацтеков форма потустроннего существования определялась обстоятельствами смерти человека. Воины, умершие в бою, отправлялись в Дом Солнца — Тонатиу’ичан, где они встречали восходящее светило и провожали его до зенита. Они двигались рядом с Солнцем в торжестваенном марше и пели военные песни. Саахун пишет: «На небо попадали те, кого убивали в войнах, и пленники, которые погибали среди врагов (принесенные в жертву — Р.К.)… По прошествии четырех лет они превращались в различных птиц с пышным разноцветным оперением и высасывали цветочный нектар как на небе, так и в этом мире». Восходящее солнце именовалось «Поднимающийся орел», заходящее — «Куаутемок» — «Опускающееся, падающее солнце». По иронии судьбы, так звали последнего, тринадцатого правителя ацтеков.
Женщины, умиравшие при первых родах с ребенком во чреве, приравнивались к воинам, которые в бою брали в плен врага. Они именовались мосиуакецке или сиуатетео («божественные женщины») и попадали в западную часть неба — Синкалько, где их души провожали уходящее солнце от зенита до заката. Они несли утомленное светило на носилках из перьев птицы кецаль. Поэтому западная часть неба называлась также Сиуатлампа — «направление женщин».
Утонувшие, убитые ударом молнии, умершие от проказы, подагры, паралича, опухолей на шее и других болезней, связанных, по представлениям ацтеков, с божествами воды, отправлялись в «Место Тлалока» — Тлалокан, владение бога дождя Тлалока. Скончавшихся от этих болезней хоронили с веткой, лишенной листьев. Считалось, что в Тлалокане эти ветви вновь зазеленеют.
Тлалокан помещался в южной части вселенной. Умерший прибывал туда, вынырнув из водной пучины, в которую впадают все местные реки. Он воздавал благодарность Тлалоку в хвалебной песне; его радостно встречали ждавшие родственники. «Там никогда нет недостатка в початках спелой кукурузы, в тыквах, томатах, зеленых стручках фасоли и цветах… Там живут боги, которых называют тлалоками, они похожи на жрецов тех идолов, у которых длинные волосы.» (Б. де Саахун. Всобщая история) Там летают разноцветные бабочки и даже простые булыжники сияют как нефриты. Здесь всё всегда зеленеет и зреет. Среди этих зарослей стоит и дом Тлалока, сооруженный из бирюзы. Все обитатели Тлалокана проводят время в танцах, песнях и играх.
В этих преданиях отражены два мировоззрения: появившихся недавно в долине Мехико представителей новой волны переселения — охотников и воинов-поклонников Солнца — и более древнего, земледельческого населения. Миф об этом рае запечатлен в росписи одного из зданий квартала Тепантитла в Теотиуакане, датирующийся V в. н.э., то есть около тысячи лет до появления в стране испанских завоевателей. Таким образом, ацтекские представления о Тлалокане восходят к очень древнему времени.
На фреске из Тепантитлы изображен слева водный поток с купающимися или появляющимися из него человеческими фигурами. Правее, на коричневато-красном фоне среди цветов и бабочек множество людей; они танцуют, поют (около рта — спирали, изображающие речь), ведут хороводы (обращает на себя внимание своеобразная поза участвующих в хороводе).
Имеется еще одно любопытное свидетельство о своеобразной форме загробного существования. По данным комментария к «Ватиканскому кодексу А 3738», маленькие дети после смерти попадали в Чичиуакуако, что буквально обозначает «Местность, где стоит дерево-кормилица». Там этих детей питало дерево, с ветвей которого капало молоко. Близкая, но более возвышенная версия этого мифа находится в одном из текстов «Флорентийского кодекса»: «Говорят, что дети, которые рано умирают, так же как нефрит, бирюза и другие драгоценности, не попадают в холодную и ужасную область мертвых. Они уходят в дом Тонакатекутли (высшее, тринадцатое небо — Р.К.), где живут под сенью “дерева нашей плоти”, сосут нектар цветов нашей основы, живут рядом с деревом нашей плоти, рядом с ним они сосут (цветы — Р.К.)». Здесь, видимо, живы древние представления о дереве-кормилице, которые переплетаются с более утонченными представлениями о Тамоанчане.
Все остальные, не входившие в перечисленные выше категории, после смерти отправлялись в Миктлан — мрачную подземную область, расположенную в северной части вселенной. После прохождения через восемь слоев, где их ждали всяческие ужасные испытания и муки, умершие оказывались на самом нижнем уровне, где оставались или через четыре года исчезали навсегда.
Другой комплекс ацтекских мифов связан с представлениями о небесном рае, Тамоанчане, сказочной стране происхождения человечества. Тольтекско-ацтекская концепция об этом, вероятно, была заимствована у хуастеков. Само слово Тамоанчан является майяским топонимом («та» — локативный префикс; «Моан» — мифическая птица, владычица тринадцатого неба; «чан» — архаическая форма слова «кан» — «небо или змея»). Поэтому Тамоанчан можно перевести как «земля птицы-змеи», то есть Пернатого Змея. В некоторых текстах он смешивается в Тлалоканом.
Тамоанчан или Тламоуанчан рисовался краем изобилия. Туда Кецалькоатль доставил отвоеванные у владыки Миктлана кости прежних людей и, совершив кровавую жертву, создал современное человечество. Оттуда же появились богини Шочикецаль и Тетеоиннан, там были рождены бог кукурузы Сентеотль и бог пятого (современного) солнца Нанауацин и т.д. Основываясь на этом мифе, ацтеки (как и некоторые другие народы Мексики) полагали, что их прародина Чикомосток является тем же самым Тамоанчаном. Современные историки пытаются найти корни сказания о Тамоанчане в реально существовавших на территории Мексики городах: Шочикалько, Чолуле, Тахине, Теотиуакане и др., но это остается на уровне гипотез.
Более вероятным представляется предположение о переносе сказания о небесном рае в круг мифов о земной жизни Кецалькоатля-Топильцина. В качестве примера рассмотрим описание столицы тольтеков Толлана (Тулы) во время правления там Кецалькоатля. Оно подозрительно совпадает (или почти совпадает) с рассказами о Тлалокане или Тамоанчане.
«Тыквы там огромные, длиной в локоть, початки кукурузы величиной с камень зернотерки (маленькие початки идут на топку бани), а по листьям амаранта можно вскарабкаться как по ветвям пальмы. Хлопок вырастает в Толлане уже окрашенным в разные цвета: красный, желтый, розовый, зеленый, синий, малиновый, голубой, оранжевый, коричневый и темно-золотой. Всюду растут деревья какао и цветочного какао. Там множество прекрасных птиц с блестящим разноцветным опереньем, и все они поют как горные соловьи. Поэтому тольтеки не знали ни голода, ни жажды, у них не было ни бедности, ни горя…
В Толлане находилось четыре дома, принадлежавших владыке (Кецалькоатлю — Р.К.). Первый из них, западный, был построен из зеленого нефрита; второй, восточный, — из желтого золота; третий, северный, — из розового перламутра; четвертый, южный, — из белого перламутра. Покрыты были они мозаикой из бирюзы и кецаловыми перьями…»
Следует, может быть, отметить, что этот земной рай погибает из-за прегрешения его владыки Кецалькоатля, соблазненного злым божеством. Влияние христианских представлений о грехопадении здесь исключается.
Значительно меньше нам известно о подобных воззрениях у древних майя. Они считали, что существует тринадцать небес (слоев неба) и девять уровней подземного мира. В послеклассический период они находились под сильным влиянием религиозных представлений народов Центральной Мексики. Так, например, подземный мир назывался у них Метналь (ср. ацтекский Миктлан), хотя более раннее его наименование было Шибальба (см. эпос «Пополь-Вух»). По сообщениям епископа Ланды, хронистов Кокольюдо и Эрреры, майя верили в загробную жизнь. Существование там определялось поведением на этом свете: плохие получали плохое и тягостное пребывание в Метнале, где их ждали холод, голод и истязания демонов; хорошие находились в очень приятном месте изобилия, где они отдыхали и веселились под тенью большого дерева сейбы. Очевидно, представление о таком рае относится еще к классическому (I-VIII вв. н.э.) периоду. На крышке саркофага в Паленке изображен покойный правитель, отдыхающий под сенью такого дерева. Об этом же повествуют и росписи нескольких полихромных сосудов. Майяское название этого рая неизвестно. Примечательно, что уже в середине XVI в. для его обозначения использовался испанский термин «параисо терреналь».
Среди ветвей этого «Зеленого дерева» — сейбы (йашче, или имишяшче) — вероятно, центрального мирового древа — находилась богиня Иш-Таб, которую Ланда называет «богиней виселицы». К ней шли повесившиеся, покончившие жизнь из-за печалей или болезней. В «Дрезденском Кодексе» (л. 53-а) эта богиня изображена висящей в петле. В позднейшем майяском фольклоре под именем Иш-Табаи фигурируют злые духи, принимающие облик прекрасных молодых девушек. Они завлекают мужчин в лесную чащу, и те погибают.
Автор статьи — Р.В. Кинжалов
Источник — «Образ рая: от мифа к утопии». Серия “Symposium”, выпуск 31. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.86-90
взято с сайта «Философская антропология».