Россия, Новосибирск, Институт археологии и этнографии СО РАН
Существование обычая скальпирования на протяжении последних 3 тыс. лет прослеживается по целому ряду источников: исторических, фольклорных, этнографических и археологических. Для каждой территории характерно явное своеобразие исходной фактологической базы, что открывает широкие возможности для корреляции такой практики. Особый интерес, безусловно, имеет сравнение традиций скальпирования в Северной Америке и Западной Сибири.
Для североамериканского континента скальпирование — один из ярчайших примеров возведения элемента культуры в ранг ее характерного атрибута путем вырывания элемента из историко-этнографического контекста без соответствующего анализа, описания и исследования. Этот пробел был заполнен литературой приключенческого жанра и кинематографом, которые окончательно исказили смысл и назначение ритуала скальпирования у американских индейцев, существовавшие на момент начала колонизации Нового Света европейцами. До сих пор в отечественной литературе нет систематического описания обряда скальпирования, его происхождения, географического распространения, а также его исторической эволюции под влиянием колонистов.
Первые сведения о скальпировании на американском континенте содержатся в описаниях путешественников и миссионеров первой половины XVI века — Francisco de Garay (1520), Jacques Cartier (1535) и Alonso de Carmona (1540). В 1565 г. увидела свет гравюра, выполненная французом Jacques de Moyne, участником экспедиции гугенотов на Флориду, на которой подробно изображены все этапы обряда, сопровождавшего победу одного касика над другим. Скальп, согласно гравюре, наряду с отрезанными руками и ногами, является одним из трофеев, которые уносили с поля боя победители. Сам термин “скальп” (англ. — scapl, sculp) вошел в употребление лишь с 1667 года.
К моменту начала колонизации Нового Света практика скальпирования была распространена далеко не повсеместно и имела множество региональных особенностей. К ней редко прибегали эскимосы и атапаски, активно использовали племена ирокезской лиги, индейцы Флориды, группы племен по берегам Миссиссиппи, известно о скальпировании на Антильских островах, в Аргентине и Парагвае. У части племен снятие скальпа сопровождало процедуру отрубания головы пленника или побежденного, у других наряду со скальпом в числе трофеев были глаза или уши (Friederici, 1906).
Европейцы вовсе не стали причиной угасания этой практики, а, наоборот, превратили ее в инструмент межнациональной политики и наживы (англичане первыми стали платить за индейские скальпы, а французы первыми стали платить и за скальпы белых) и активно использовали его в ходе серии войн за господство над восточными районами Северной Америки. Так появились отряды “охотников за скальпами”, так практикой скальпирования стали пользоваться племена, ранее ее не демонстрировавшие.
Документально зафиксировано несколько разновидностей скальпирования:
(1) простое скальпирование — снятие части кожи с головы вместе с волосами (ирокезы);
(2) сложное скальпирование — снятие скальпа вместе с частью лица, шеи и ушами (чинук, сиу);
(3) частичное скальпирование — снятие лишь небольшого участка кожи (размером с ладонь) с волосами с макушки (шошоны, шайены);
(4) групповое скальпирование, при котором сразу несколько победителей срезали по фрагменту скальпа, обычай появился с распространением огнестрельного оружия и применялся тогда, когда после стычки или боя нельзя было однозначно определить, чья пуля поразила противника;
(5) снятие скальпа ударом — часто, когда не было времени на обычную процедуру, просто наносился один или несколько быстрых и сильных ударов (siber-like blow);
(6) снятие скальпа с лысых — обычай, малоизвестный между индейцами (по причине крайне малого числа лысых) и получивший распространение только с приходом европейцев;
(7) неполное скальпирование — произведение надреза и лишь частичного отделения кожи с волосами от головы. Процедура производилась как часть пыток (Knowles, 1940). К числу исключительно редких разновидностей следует отнести снятие скальпа с погибшего в бою соплеменника (когда нет возможности унести с собой для погребения все тела и необходимо предотвратить снятие скальпа противником) и самоскальпирование (Nadeau, 1941).
Сохранились многочисленные описания об использовании индейцами скальпов. Их водружали одиночно и сериями на специальных раскрашенных шестах, подвешивали к поясу, к томагавку, на нос каноэ. Скальпами пользовались в церемониях и танцах (scalp dance), в играх, ими украшались наряды шаманов, скальпы вплетались в шнуры и веревки, которыми связывали пленников, скальпы в числе других предметов погребального характера укладывались с воином при похоронах. После снятия своего первого скальпа воин-ирокез был окружен рядом табу, и только по истечении определенного срока возвращался к полноценной жизни.
Исследователи по-разному интерпретируют смысл скальпирования — одни предпочитают видеть в нем лишь разновидность специфического военного трофея; другие рассматривают как видоизмененный (упрощенный) ритуал расчленения тела врага; третьи обращают внимание на символику головы и волос, а также на представления о переходе силы от побежденного к победителю (кстати, источником таких сил служили не только человеческие скальпы, но и скальпы птиц, животных); четвертые ссылаются на фольклорные данные, в которых душа оскальпированного становится слугой победителя. Последние две точки зрения достаточно близки и затрагивают глубокие ритуально-мифологические пласты культуры североамериканских индейцев.
Для народов Западной Сибири, в литературе известны только отрывочные свидетельства о этом обычае. К ним относятся противоречивые упоминания о скальпировании во время Казымского восстания 1933 г. (Головнев, 1995, с. 176), фольклорные мотивы манси (Гондатти, 1886, с. 64) и восточных хантов (Пелих, 1972, с. 372), косвенные свидетельства францисканского монаха Иоганки XIV в. (Аннинский, 1940, с. 93), факты скальпирования из Сайгатинского VI (10-11 вв.) из Среднего Приобья (Карачаров, 1999, с.164) и несколько сюжетов из остяцкого героического эпоса (Патканов, 1891, c. 45, 54, 66, 67). При этом давно известные в регионе археологические источники по скальпированию ни как не связывались с этим обычаем. Несмотря на то, что именно они являются единственным фактическим подтверждением древнейших упоминаний о скальпировании в Евразии. В частности, античные описания обычая скальпирования у скифов, относящихся еще к середине I тыс. до н.э., комментируются исключительно аналогиями из синхронных пазырыкских курганов с мерзлотой на Алтае (Стратановский, 1972, c. 520; Доватур, Каллистов, Шишова, 1982, c. 302). Однако, для точности таких параллелей следует обратить внимание на целый ряд деятелей осуществления этого обычая у скифов и пазырыкцев. Например, Геродот, вероятно, не случайно отмечал, что “головы всех убитых им в бою скифский воин приносит царю”. После чего, кожу с головы сдирают следующим образом – “на голове делают надрез около ушей, затем хватают за волосы и вытряхивают голову из кожи” (Геродот, кн. IV, 64, 1972, c. 202). Таким образом, в любом случае речь идет о скальпировании уже отсеченной от туловища головы при максимальном срезании всей поверхности волосяного покрова. Тогда как, голова скальпированного мужчины из 2-го пазырыкского кургана, судя по всему, была отрублена грабителями (Руденко, 1948, c.53), а не теми, кто снимал скальп. С другой стороны существуют и явные отличия в технике скальпирования, описанной у скифов и представленной в материалах пазырыкских курганов. По наблюдениям С.И. Руденко “кожа спереди была надрезана над лбом от одного уха до другого, через выступающий мысик волос, и содрана назад (Руденко, 1948, c. 54). Вероятно, это было связано как с особенностями прически, так и с тем, что скальп снимался без отсечения от тела головы. Последняя черта близка к способу скальпирования, известному у североамериканских индейцев Поэтому, вряд ли параллели описаний у скифов этого обычая с горноалтайскими находками могут претендовать на абсолютное соответствие. Более того, наверно, не следует рассматривать скальпирование во втором пазырыкском кургане исключительно как обычай, связанный только с западными территориями от Алтая (Марсадолов, 1996, c. 72). В курганной группе Быстровка-2 последней трети 1 тыс. до н.э (Искитимского района НСО) в Новосибирском Прибье были зафиксированы три достоверных случая скальпирования погребенных. В кургане 1 погребения 3 в парном захоронении взрослых мужчин в возрасте от 25-30 до 45-55 лет (по определению Е.Г. Шпаковой) на костях черепов прослеживались отчетливые следы скальпирования. Еще одно вторичное захоронение молодого мужчины (18-20 лет) со следами скальпирования было обнаружено в кургане 2 (погребение 2) Погребенный, очевидно, был захоронен в мешке или какой-то емкости, когда кости уже лишились мягких связующих тканей. Определенные аналогии этому имеются в некоторых раннеташтыкских захоронениях (Вадецкая, 1975, c. 178-180). На черепе второго костяка из к. 1, п. 3 кроме нарезок от скальпирования имелись признаки военного травматизма. Они были представлены следами от двух рубящих ударов, нанесенных по поверхности и основанию черепа. Другой удар был нанесен по сосцевидному отростку правой височной кости. Он пришелся прямо на выйную линию, где проходит граница прикрепления шейных мышц и начала роста волос. Очевидно, этот удар был нанесен сзади для отделения головы от тела перед скальпированием, что находит аналогии у скифов и в остяцком героическом эпосе. На других двух черепах следов отсечения головы, сохранившихся непосредственно на костях, не прослежено. Но, учитывая вторичность погребения 2 из кургана 2 такой вариант исключать не следует. Следы скальпирования на черепах из быстровского некрополя имеют определенные особенности. Например, чем моложе был возраст погребенного, тем длиннее нарезки, что обусловлено возрастными особенностями распространения и плотностью волосяного покрова. Возможно поэтому, у самого пожилого из скальпированных (к. 1 , П. – 3, костяк 1) нарезки на черепе были самыми короткими и неглубокими. Судя по их значительной глубине (от 1 до 0,3 мм.) и наличию заусениц в верхнем крае нарезок можно получить определенное представление о самой технике скальпирования. Поскольку известно, что большое проникновение лезвия в костную ткань связано с воздействием на нее в свежем состоянии (Бородовский, 1997, c. 2). Расположение зазубрин вверху на нарезках свидетельствует о работе лезвием снизу вверх при оттягивании волос на себя во время скальпирования. Расположение заусениц на нарезках всегда с одной стороны (верхней) определялось еще и поворотом головы жертвы справа налево в ходе срезания скальпа. Этим же, была обусловлена двойная линия полуспирали на всей поверхности костей черепов из Быстровки-2. В общем, такие особенности лишний раз подчеркивали то обстоятельство, что скальпирование велось с отсеченной головой, которой легко было манипулировать. Сходный способ упоминается и в остяцком героическом эпосе эпохи средневековья. Среди нескольких повествований о намерении победителей снять с врагов головную кожу ух-сор, особенно следует выделить один сюжет. В нем, голова самоедского князя Сось-Турума, отсеченная остяцким богатырем убегает от него, пытаясь сохранить свой скальп – “радужно-отливающую головную кожу” (Патканов, 1891, c. 67).
Не менее интересен исторический фон, с которым соотносятся известные из археологических источников случаи скальпирования. Если для Пазырыка пример такого обычая, опосредованно связывается с последствиями греко-персидских войн или периодом нестабильности в Китае (Марсадолов, 1996, c. 72, 73), то для Быстровки-2 налицо взаимосвязь с предверием эпохи великого переселения народов и гуннской экспансии (Бородовский, 1997, c. 53). Последние исторические события, несомненно имели для Западной Сибири, как и для всей Евразии глобальное значение. Именно это время, могло дать импульс для широкого распространения многих специфических военных обычаев с головами побежденных. Например, таких как чаши из черепов (Кондратенко, 1994,c. 31-32) и скальпирование. Все это в полной мере коснулось и западно-сибирской лесостепи, найдя свое отражение в быстровском некрополе. Не исключено, что случаи скальпирования в этом погребальном обряде могли составить часть той фактической основы, на которой в дальнейшем формировался более поздний героический эпос региона.
Источник — Интеграция археологических и этнографических исследований: Сб. науч. тр. / Под ред. А.Г. Селезнева, С.С. Тихонова, Н.А. Томилова. — Нальчик; Омск: Изд-во ОмГПУ, 2001. — С. 207-210.