Одним из наиболее значимых символов культур Центральномексиканского нагорья (долины Мехико и Оахака) является «цветок и песня»1. Поэтому особый интерес представляют возникновение и эволюция этого символа, а также изменения, которым подверглись его составные части — знак речи (завиток) и знак цветка. По всей видимости, символ «цветок и песня» изменялся на протяжении более тысячи лет. Эти изменения прослеживаются в произведениях искусства ольмеков (культуры побережья Мексиканского залива, яркой представительницы мезоамериканских культур доклассического периода), в живописи и скульптуре сапотеков (долина Оахака), Теотиуакана (долина Мехико) и майя классического времени, в произведениях искусства эпиклассического периода, в мифологии науа, в скульптуре и керамике тольтеков, в скульптуре, рисунках, резьбе по дереву и поэзии астеков, в частности поэзии Несауалькойотля и других философов тескоканской традиции, в эпосе майя2, в поэзии и изобразительном искусстве науа и майя раннего колониального периода.
Вопрос о смысле и значении символа «цветок и песня» и его составляющих (цветка, песни, речи) в центральноамериканской культуре исследовался зарубежными и российскими учеными. В XX в. на эту тему писали М.А. Гарибай3, М. Леон-Портилья4, Л. Сежурне5, А. Касо6, представители немецкой и североамериканской школ. В России о символе «цветок и песня» в культурах науа и майя писали Р.В. Кинжалов7, Ю.В. Кнорозов8, Г.Г. Ершова9. Переводом и составлением комментариев к поэзии «цветка и песни» занимались Ю.А. Зубрицкий, А.Ф. Кофман10 и Р. Бургете11. Однако тема зарождения и развития символа «цветок и песня» в центральномексиканской культуре представляется недостаточно разработанной и требует дальнейшего изучения. Этой теме и посвящена данная работа. Ее автор выдвигает идею о том, что, зародившись в Теотиуакане на основе существовавших отдельно знаков речи (завитка) и цветка, символ «цветок и песня» эволюционировал и в поздний постклассический период произошла его интериоризация давшая начало философской поэзии «цветка и песни» середины XV — начала XVI в.; одновременно происходил процесс изменения отдельных составляющих символа как в центральномексиканской, так и в майяской культуре.
Для исследования эволюции символа «цветок и песня» автор привлек материалы по следующим связанным друг с другом культурам Мезоамерики: ольмекской (ранний и средний доклассический периоды, 1200-400 гг. до н.э.), сапотекской (поздний доклассический и классический периоды, 400 г. до н.э. — 800 г. н.э.), теотиуаканской (классический период, 100-750 гг.), культурам науа и майя эпиклассического и постклассического периодов (750-1250 гг., в том числе тольтекской — 900-1250 гг.), культуре позднего постклассического периода (1250-1521 гг., в том числе государства астеков, в котором с середины XV в. выделяется тескоканская мировоззренческая система), а также по культуре раннего колониального периода (начиная с 1521 г. до второй половины XVI в.).
Ольмекская культура, признаваемая многими учеными (М. Стирлинг, Ж. Сустель, М. Ко, И. Берналь, Ю.В. Кнорозов и др.) «материнской» по отношению к последующим культурам Мезоамерики, дает примеры основных, развитых позднее иконографических символов, в том числе отдельно существовавших символов цветка и речи — речевого завитка, исходящего изо рта изображаемого персонажа. Первые изображения цветка в Мезоамерике — ольмекские — связаны непосредственно с земледельческой практикой: это изображения ростков маиса и цветков культурных растений12. Уже у ольмеков встречается символ, который получил у исследователей название «квинканкс» (англ. quincunx, исп. quincunсе), представляющий собой изображение четырех основных точек и центра мира; этот символ часто изображался как цветок с четырьмя лепестками. От него, по всей видимости, происходит и классический майяский иероглиф Т585а (bal — «обитаемый мир»), который, по предположению Е.А. Красулина, первоначально изображал центр поселения как центральную часть модели мира (центр и зависимые точки). Подобное изображение (четыре точки вокруг пятой, центральной) находится в верхней части каменного изваяния членистоногого (монумент 43 из Сан-Лоренсо13): персонаж держит «квинканкс» (знак bal) на спине.
Что касается символа речи (в форме завитка), то для его воплощения требуется большая способность к абстрактному мышлению, чем для изображения цветка. Однако древний человек мог видеть и/или ощущать процесс выхода некой подвижной субстанции из какого-либо видимого отверстия: горячего влажного воздуха изо рта (носа, пасти хищника) при выдохе, пара при нагревании жидкости в сосуде, ветра из горных расщелин, языков пламени при горении дров в очаге и пр. Все эти явления могли изображаться в виде завитков. Так, на барельефе в Чалькацинго, по всей видимости, изображены завитки ветра, вырывающегося из пещеры, которую Р. Пинья-Чан рассматривает как пещеру-пасть ягуара14. Возможно, данные завитки символизируют и речь сидящего в пещере на троне правителя. В любом случае они связаны с культом предков, правителей и почитанием священной прародины-пещеры. Примечательно, что на этом барельефе рядом с завитками помещены кружки, напоминающие изображение глаза — общемезоамериканские водные символы, а также то, что вместе с многочисленными завитками (в правой части барельефа) здесь изображены растения, вероятнее всего, маис (в левой части барельефа). Таким образом, речь как некую субстанцию, исходящую изо рта говорящего, ольмеки представляли в виде завитка. Хорошим примером служит изображение головы человека, от которой исходит завиток речи15 (рис. 1).
Завитки в виде греческого меандра, завитки, закрученные с двух сторон, цветки с четырьмя и пятью лепестками встречаются и на терракотовых сосудах из Тлатилько16, поселения среднего и позднего доклассического периода (800 г. до н.э. — 100 г. н.э.) в долине Мехико. Жители Тлатилько, контактировавшие с ольмеками, создали свою оригинальную культуру.
Сапотеки, потомки которых и ныне обитают в долине Оахака, в поздний доклассический и классический периоды создали одни из первых городов в Мезоамерике, самым крупным из которых был Монте-Альбан. В этом центре на рельефах каменных стел и других монументов, а также в настенной классической живописи (в которой прослеживается влияние Теотиуакана, особенно для периода Шо/Хоо, 600-800 гг.) наблюдаются как отдельно существующие изображения цветка и речи, так и их соединение (цветущий завиток). Многочисленные и разнообразные изображения цветка встречаются на барельефах. Это могут быть: цветок с листьями, похожий на тюльпан; стилизованное изображение цветка, включенное в обрамление стелы; вид цветка сбоку с тремя лепестками и сверху с четырьмя лепестками; цветы, украшающие головные уборы и жезлы персонажей. Следует отметить, что на сапотекских рельефах довольно часто встречаются кружки, подобные кружкам на ольмекском барельефе в Чалькацинго. Эти кружки ассоциировались, очевидно, с цветами, звездами, глазами, снежными хлопьями.
В культуре сапотеков позднего доклассического периода впервые в истории Центральной Мексики появляется стандартное (каноническое) изображение речевого завитка, выходящего изо рта значимого персонажа: это завитки, покрытые простыми кружками или овалами (овал чаще всего завершает завиток). Можно предположить, что кружки, покрывающие завитки речи — стилизованное изображение капель влаги, конденсирующейся в процессе дыхания- говорения. В любом случае вполне допустимо связывать эти кружки с водными символами. Примером канонического изображения речевого завитка служит барельеф на стеле 4 в Монте-Альбане: изо рта вооруженного человека (правителя) выходит завиток, внутри которого заключены два овала и кружок. На стеле 6 в том же центре изо рта связанного пленника выходит завиток, покрытый двумя соединенными кружками и овалом, который завершает завиток (это изображение сопровождается календарной надписью из трех блоков; рис.2)17. На стеле 3 завиток, появляющийся изо рта зооморфного персонажа, покрыт четырьмя кружками, соединенными по двое(стандартная форма), и завершается овалом (композицию сопровождает надпись из семи блоков). Ранние сапотекские изображения речевых завитков, безусловно, связаны с представлениями о некой силе, энергии, которой обладают значимые персонажи, в том числе пленники. Однако в первую очередь такой силой наделялись обожествленные предки, правители и жрецы: от них, по представлениям древних народов, зависели процветание и стабильность общества и обилие урожаев; эти же персонажи могли изображаться воспроизводящими ритуальный текст.
Теотиуакан, существовавший в долине Мехико также в классический период (100-750 гг.), имел тесные контакты с сапотеками. Анализ произведений искусства теотиуаканцев и сапотеков позволяет говорить о культурном взаимодействии и определенной преемственности (первоначальное направление влияний — от сапотеков к теотиуаканцам, в конце классического периода — от теотиуаканцев к сапотекам). С другой стороны, выявлена прямая связь между теотиуаканцами и ольмеками.
Цветы и завитки речи часто встречаются на керамике и в настенной живописи Теотиуакана (рис. 3), период расцвета которой следует за расцветом скульптуры. По всей видимости, в Теотиуакане уже существовали представления о цветке как символе сердца, которое, в свою очередь, считалось вместилищем души (эти представления были развиты позднее в культуре народов науа). Цветы выступали и как водные символы, так как обилие цветов — универсальный символ плодородия и благополучия, связанного с обилием тепла и влаги. Возможно, сохранялись и представления о связи процесса выхода речи (звука) с выделением капелек влаги.
Изображения цветов в Теотиуакане встречаются на барельефах, украшающих стены зданий, например, во дворце Кецальпапалотля, где цветы с четырьмя лепестками изображены рядом с водным символом — «пернатой раковиной», она же — «раковина ветра» (фаза Теотиуакан На, ранняя Тламимилольпа, 250-375 гг.). Множество цветов и водных символов содержат фрески «Дворца сельского хозяйства». В середине центрального триптиха находится цветок с четырьмя лепестками, напоминающий крест (в культуре науа — символ бога Кецалькоатля, Пернатого Змея). Ниже располагаются ряды выполненных в реалистической манере цветков с четырьмя лепестками на тонких стеблях и нераспустившихся бутонов18. Рисунки цветов могут встречаться и как украшение человека или зверя. Например, цветки с тремя лепестками и звездочки (водные символы) покрывают тело хищника из семейства кошачьих, что может служить подтверждением связи ягуара с земледельческими божествами, в том числе божествами дождя19. Что касается изображений речевых завитков в Теотиуакане, то они следуют монтеальбанскому канону (завитки, соединенные с кружками и овалами) с дальнейшим усложнением иконографии. Теотиуаканские речевые завитки — это один или несколько тонких завитков с продольной линией посередине, покрытых мелкими кружочками, соединенными по два, три или четыре. Вот несколько примеров стандартных речевых завитков, выходящих изо рта, от лица или от рук персонажа: от лица бога Нанауацина-Шолотля20; изо ртов веселящихся обитателей земного рая Тлалокана (дворец Тепантитла); из раскрытого клюва орлов на стенах дворца Тотометла21; из руки персонажа с кецалем22; из пасти ягуароподобного хищника23; изо ртов людей, приносящих дары («Дворец сельского хозяйства»24); из » раковины ветра»25; изо рта персонажа, которого Р. Пинья Чан трактует как «Господина времени» в его дневной ипостаси26, а Л. Сежурне — как Кецалькоатля27. Речевой завиток другого вида (гладкий снаружи, но покрытый крючками внутри) исходит от языка ягуароподобного хищника28(Рис. 4).
Без сомнения, кружки и квадраты, соединенные с речевым завитком, имеют определенное значение: они выводят речь на новую функциональную ступень, на которой она — не просто некая подвижная субстанция, выходящая из человека, но энергия, связанная с представлениями о плодородии, благополучии, процветании, а также выражение власти — силы, энергии, принадлежащей предкам, жрецам и правителям. Таким образом, речевой завиток, покрытый различными знаками, может изображать воспроизведение ритуального текста.
В Теотиуакане существуют также две отдельные группы завитков, изображения которых встречаются и в Монте-Альбане, и в более поздних культурах Мезоамерики, в том числе у майя. Во-первых, это завиток звука с капельками влаги. В Теотиуакане это завиток, выходящий из раковины, в которую дует ягуар, изображенный на одной из стен дворца Тетитла29; шесть капелек влаги сгруппированы по две. Во-вторых, это завиток со ступеньками, встречающийся в настенной живописи Теотиуакана (посвященной Тлалоку и Тлалокану, раю бога дождя) и Монте-Альбана (на одежде участников процессии в погребении 105). Этот вид завитка — каноническое воспроизведение пещеры, связанной в представлениях мезоамериканцев с водой (по ранним работам Р. Пинья Чана — символ воды в движении30; тот же символ рассматривается им в дальнейшем как символ пещеры с водным источником внутри, что соответствует точке зрения российских мезоамериканистов, в частности Г.Г. Ершовой).
Интересно изображение речевого завитка на теотиуаканском триподе: завиток выходит изо рта персонажа, олицетворяющего Венеру или жреца бога Венеры Кецалькоатля31. От стандартного речевого этот завиток отличает наличие полосы, тянущейся от конца завитка к его началу и образующей вместе с самим завитком замкнутое пространство, в которое могли бы быть вписаны символы.
В Теотиуакане речевые завитки часто изображаются в соединении с символами бога дождя. Так, из уже упомянутой «раковины ветра»32 слева выходит завиток с тремя каплями, или водными испарениями. Тлалок в настенной живописи рисуется окруженным грозовыми тучами, из его рта выходит стандартный речевой завиток в соединении с «квинканксом» — «крестом Кецалькоатля», или четырехлепестковым цветком33. Связь изображения с темой дождя, воды, плодородия может быть и более очевидной: например. Пернатый Змей, символизирующий грозовые тучи, изо рта которого изливаются потоки воды34; аналогичное изображение Змея как бога дождя35. Л. Сежурне подчеркивает связь божества воды с божеством Солнца и возникающую в результате этого союза созидательную силу: испарения, исходящие от вод богини Чальчиуитликуэ, состоящей в родственных отношениях с богом дождя Тлалоком, поднимаются к небу, чтобы затем спуститься на землю оплодотворенными Солнцем и наделить материю возрождающей, творящей жизнь силой36.
В настоящее время можно считать именно Теотиуакан тем местом, где речевой завиток и цветок соединяются в один символ. Цветущие завитки имеют особое значение для языка символов Теотиуакана. Они в изобилии появляются в настенной живописи, которая развивается в период Теотиуакан Ш (в отличие от скульптуры, получившей развитие в период Теотиуакан П, когда строился церемониальный центр), т.е. в то время, когда возводились и расписывались дворцы. Соединение речевого завитка с цветком, а также другими (в том числе предположительно иероглифическими) компонентами открывает возможность большей смысловой нагрузки и создает новый символ, смысл которого не сводится к простой сумме его составляющих — речевого завитка и цветка. Цветок, соединенный с речевым завитком, преображается в символ изобилия, плодородия и созидательной силы, что позволяет ему стать маркером всего, что, согласно взглядам древних теотиуаканцев (и представителей более поздних культур долины Мехико), распускается и цветет (прежде всего имеется в виду человеческое сердце). В свою очередь, речевой завиток, соединенный с цветком, символизирует речь, исполненную торжества, радости и благодарности, — т.е. песнопение, или гимн. Дополнительные смысловые элементы (изображения руки, отпечатка стопы, головы, животных, птиц и рептилий, цикла времени, геометрических фигур, иногда выстроенные в ряды) подтверждают значение цветущего завитка как торжественной песни (гимна) или как акта творения. Для изображения последнего зачастую используется не речевой завиток, выходящий изо рта, а завиток, выходящий из творящих рук. При этом характеристики собственно завитка сглаживаются, и завиток становится похожим на поток, напоминающий рог изобилия; с другой стороны, существуют изображения, где поток, исходящий из творящих рук, символизирует ритуальный сев (рис. 5).
Ниже мы приводим типичные примеры теотиуаканских цветущих завитков, являющихся важной частью настенных росписей и изображений на керамике.
Цветущий завиток, изображение которого находится в Институте искусств в Чикаго. Поверхность завитка покрыта стандартными квадратиками с закругленными углами, сгруппированными по три, а также тремя различными цветками, выполненными в реалистической манере, изображением иероглифа цикла времени и глаза (возможно, символ Венеры). Внутри завитка — шесть водных символов (кружок, раковины двух видов, некие плоды), выстроенные в два ряда. Связь изображения с водной тематикой подчеркивается волнообразной кривой, соединяющей концы завитка и ограничивающей поверхность, в которую вписаны ряды символов.
Группа цветущих завитков на керамическом сосуде, хранящемся в Музее американского индейца в Нью-Йорке. Завитки снаружи гладкие; их внутренняя поверхность покрыта различными символами, среди которых выделяются четырехлепестковые цветки, кружки и знаки движения (у науа — знак оllin).
Цветущие завитки, украшающие цилиндрический трипод в коллекции Национального музея антропологии в Мехико. Внешняя поверхность завитков гладкая; внутри них показаны кружки и овалы, знаки движения, цветки.
Большой цветущий завиток на росписи сосуда из частной коллекции. Поверхность завитка покрыта стандартными прямоугольниками с закругленными углами, сгруппированными по три, и различного вида цветками. Внутри в трех секторах завитка расположены изображения ступни (иероглиф пути, дороги, а также, возможно, символ невидимого божества), плод, несколько кружков и символ движения. В самом начале (справа) завиток пересекает большое изображение глаза. Цветущий завиток выходит изо рта персонажа, одетого в маску орла. По всей видимости, это жрец или иной участник ритуального действа.
Трое жрецов в сцене на одной из внутренних стен дворца Тепантитла (комната 2, стена 3), участвующие, по-видимому, в обряде ритуального сева (ср. рис. 5). Обряд связан с обеспечением земли теплом и влагой, чтобы сделать ее плодородной. Все жрецы выглядят практически одинаково; каждый одет в ритуальный костюм и маску Пернатого Змея. От их рук вниз отходят цветущие потоки, изображающие падающие семена. У двоих из жрецов от рук вверх поднимаются по два цветущих завитка, покрытых снаружи стандартными группами кружков, а также распустившимися цветами и бутонами. Внутри завитки покрыты водными символами. Эта фреска имеет большое значение, так как ярко воплощает значение цветущего завитка как символа плодородия, обилия тепла и влаги, а также символа созидания.
Изображение старика с раковиной на спине на одной из стен дворца Тетитла (фреска обнаружена Л. Сежурне в 1959 г.). Изо рта старика выходит стандартный двойной речевой завиток, украшенный двумя цветками. От одной из рук отходит вниз широкая волнистая полоса. Справа от завитка расположено изображение какого-то божества, предположительно связанного с влагой и плодородием, также с речевыми завитками. Слева от него находится зеркальный двойник старика с раковиной. По всей вероятности, старик с раковиной имеет отношение к представлениям о первопредках и старых богах. Следует отметить, что в пантеоне майя классического периода имелся бог-улитка.
Большие цветущие завитки, выходящие из пастей богов-ягуаров. Ягуары изображены в нижней части одной из внутренних стен дворца Тетитла (открыты Л. Сежурне в 1969 г.). Завитки направлены вниз. Зал, на стенах которого находятся эти росписи, посвящен орлам и ягуарам — традиционной теме центральномексиканского искусства.
Большие цветущие завитки, выходящие изо рта Великой богини. Фреска находится на одной из внутренних стен дворца Течинантитла (открыта И. Беррином в 1988 г.). Цветущие завитки выходят вниз в виде раздвоенного языка и продолжаются вверх. Завитки покрыты внутри и снаружи разнообразными цветами. Когти на лапах богини позволяют предположить, что это богиня земли. Очевидна связь цветущего завитка с представлениями о созидательной силе земли, о творении и плодородии.
Цветущие завитки, выходящие из обеих рук бога дождя Тлалока (дворец Тепантитла, стена 1, портик 2, платформа 15, зона 3). Цветы помещены на внешней и внутренней поверхностях завитков, причем последние по форме напоминают снежинки. Бог дождя восседает на «цветущей туче». Цветущие завитки, как и «цветущие тучи», выражают созидательную силу дождя.
Цветущие завитки, выходящие изо ртов стоящих друг против друга жрецов (или правителей), осуществляющих ритуальный сев в сцене на одной из стен дворца Теопанакашко. Распустившиеся цветы находятся на внешней стороне завитков, тогда как их внутренняя поверхность (как и поверхность полос, исходящих от рук) усеяна точками и штрихами, изображающими семена. О связи с божествами дождя свидетельствуют ряды крючков (водные символы) на полосах, которые исходят от рук; наряд последних также говорит о том, что это жрецы бога дождя.
Цветущий завиток, выходящий изо рта персонажа, участвующего в ритуальном кровопускании при помощи игл кактуса-магея. Иглы и потоки крови изображены по обеим сторонам одетого в наряд койота человека (по всей видимости, это хтонический пес Шолотль, двойник Кецалькоатля и символ покаяния). На внутренней поверхности завитка находятся водные символы, снаружи — различные цветы, глаз и «иероглиф» цикла времени. Из рук человека выходят два завитка-полосы с изображениями цветов. На этом фрагменте теотиуаканской настенной живописи, который находится в Музее изящных искусств Сан-Франциско, наглядно демонстрируется связь между цветущим завитком и жертвоприношением.
Итак, цветущий речевой завиток символизировал, во-первых, энергию созидания и возрождения, обилие тепла и влаги, плодородие, процветание, стабильность — все, что, согласно представлениям древних народов, обеспечивал правитель, выполняя определенные ритуалы, во-вторых, власть, которой обладали божества, обожествленные предки, жрецы и правители, в-третьих, воспроизведение ритуального (сакрального) текста, имевшего особое значение для религиозной системы и картины мира в целом.
Следует еще раз подчеркнуть, что поскольку настенная живопись Теотиуакана ярко передает атмосферу торжества, радости, праздничной процессии, во время которой жрецы делают приношения богам, поддерживающим благополучие народа, можно говоритьо речевом завитке, покрытом цветами, не просто как о символе, передающем процесс речи, но как об изображении песнопения, торжественного гимна, посвященного богам, — т.е. о закреплении за символом «цветок и песня» особого места в центральномексиканской культуре.
Тема творческой энергии, соотносящейся с какой-либо подвижной субстанцией, выходящей изо рта, рук или других частей тела, получила дальнейшее развитие в мезоамериканской мифологии. Творческая энергия слова подчеркивается в «Пополь-Вух»: «Тогда была сотворена ими земля. Так в действительности совершилось ее создание. «Земля!» — воскликнули они, и немедленно она была сотворена»37. В этом же произведении говорится о созидательной силе слюны и влаги, которые, кроме того, обеспечивают преемственность поколений и связь с первопредками: «В моей слюне и влаге я дал тебе потомство, — сказал голос из дерева. — Теперь моя голова не нужна больше ни для чего; она только лишь череп без плоти. Таковы и головы великих владык, ибо только плоть есть то, что дает им приятный вид. И когда они умирают, люди пугаются при виде их костей.
Такова же природа их сыновей, которая подобна влаге и слюне; их жизненная сущность, будь то сын владыки, сын мудреца или оратора. Они не теряют своей сущности, когда уходят [в мир иной], но завещают ее. Образ владыки, почтенного мудреца или оратора… остается в тех дочерях и сыновьях, которых он порождает»38.
В науаской мифологии созидательная энергия связана с образом Кецалькоатля: как бог ветра он вдувает жизнь в материю (интерпретация Л. Сежурне39), подметает и очищает дорогу для идущего за ним бога дождя40 (в данном случае ярко выражены представления о двойственности в мифологии науа: ветер и дождь связаны как с созиданием, так и с разрушением). Как создатель людей Пятого Солнца, или пятого цикла существования жизни на земле, Кецалькоатль оживляет мертвые человеческие кости, проливая на них кровь из собственного полового органа41. Р. Пинья Чан проследил связь между представлениями о дожде, плодородии и Пернатом Змее, Кецалькоатле42, в том числе, представленном в Теотиуакане, где, например, западную часть рельефного фасада храма Пернатого Змея украшает ряд чередующихся голов Военного Змея и Пернатого Змея, при этом от головы последнего отходит предмет, похожий на раковину, из которого изливаются потоки воды. В другом мифе науа о происхождении людей также говорится о творящей силе субстанции, исходящей изо рта (по-видимому, слюны и влаги): «Однажды ранним утром Солнце пустило с неба стрелу. Она попала в дом зеркал, и из ямы, открывшейся в камне, родились мужчина и женщина. Оба были нецелыми, с телами лишь вверх от поясницы, и передвигались они по полю, как воробьи. Но, соединившись в тесном поцелуе, зачали сына, который явился основой людей»43.
Таким образом выстраивается следующая модель эволюции символа «цветок и песня» в мезоамериканских культурах на протяжении доклассического и классического периодов.
Культура ольмеков (побережье Мексиканского залива). В этой культуре существовали отдельные изображения цветков и завитков. Завитки воспроизводили как речь, так и дыхание, ветер, огонь, клубящиеся облака. Очевидна связь цветков и ростков (прежде всего, маиса) и завитков с земледельческими божествами. Следует отметить, что современные исследователи (М. Коваррубиас, Ю.В. Кнорозов и др.) видят в ольмекском обожествленном ягуаре, или человеко-ягуаре, одно из первых мезоамериканских божеств дождя. В ягуаре древние мезоамериканцы — ольмеки (предположительно) и майя — видели также защитника полей. Следовательно, завитки, выходящие из пасти ягуара, также можно связать с представлениями о земледельческих божествах, в первую очередь — о боге дождя. В культуре Тлатилько тоже представлены отдельные изображения цветков и завитков.
Культура сапотеков (долина Оахаки). По рельефам на стелах доклассического периода, включающим отдельные изображения цветков и речевых завитков, можно проследить формирование основного стандарта изображения речевого завитка, выражавшего важное сообщение, сакральный текст, а также служившего символом власти и могущества правителя, жреца или обожествленного предка. Процветание правителя и народа связывалось с нормальным функционированием сельского хозяйства, т.е. с благосклонностью божеств, в первую очередь бога дождя. Для классического периода характерны канонические изображения жрецов бога дождя с цветущими завитками, передающими акт творения и, вероятно, звучание сакрального текста (погребение 105 в Монте Альбане), а также резные генеалогические монументы позднего классического периода (период Шо) с изображениями цветов и речевых завитков, при этом последние могут соединяться с изображением птицы. На одной из стел представлен земной рай в стиле теотиуаканского Тлалокана.
Культура Теотиуакана (долина Мехико). На рельефах и росписях Теотиуакана в классический период фигурировали отдельные изображения речевых завитков (стандартных и с усложненной иконографией) и цветков с более сложной, чем прежде, семантикой. Цветок стал пониматься как символ сердца, речевой завиток подчеркивал особый статус и значение персонажа (включая животных, птиц и бабочек). Был создан символ — «цветок и песня»; цветущий завиток, связанный с представлениями о богах дождя (Тлалоке, Кецалькоатле, богине воды Чальчиутликуэ), стал играть важнейшую роль в символическом языке культуры Теотиуакана. И простой речевой, и цветущий завиток символизировали, вероятно, гимн в честь богов, а цветущий завиток, кроме того, — и акт творения.
В период, последовавший за падением в VIII в. такого мощного политического и культурного центра, как классический Теотиуакан (750-1250 гг.), наблюдался определенный упадок символического языка искусства, сформированного на основе традиций ольмеков, сапотеков и теотиуаканцев. В искусстве, например, Какаштлы и тольтеков присутствуют изображения как речевых завитков, так и цветков; цветущий завиток отыскать труднее, но можно предположить, что он не исчез, так как вновь появился как важный символ в более поздних культурах Центральной Мексики, и прежде всего в культурных текстах, связанных с образом Кецалькоатля (который во многих своих ипостасях — Пернатого Змея, Эекатля, Шолотля — представлен в искусстве Теотиуакана и тольтекской столицы Толлана; одновременно он считался правителем, по мнению разных исследователей, либо Теотиуакана, либо Толлана).
В зоне Толлана на скале Серро-де-ла-Малинче есть изображение Кецалькоатля. Изо рта Пернатого Змея выходит раздвоенный язык, похожий на речевой завиток, тело покрыто завитками, перьями и кремневыми ножами — символами жертвоприношения; над Змеем показан большой распустившийся цветок и водный символ (кружок) — календарное имя Кецалькоатля: Се Акатль, «I Тростник»; рядом со Змеем изображен правитель-воин.
В центральномексиканской культуре позднего постклассического периода (1250-1521 гг.), яркими представителями которой были, в первую очередь, государства науа в долине Мехико, вошедшие в XV в. в состав государства астеков, выделялись две художественные традиции: тескоканская (поэзия) и миштекская (рисованные кодексы). В иконографии широко использовались символы цветка и речевого завитка — как раздельно, так и вместе, т.е. цветущего завитка — «цветка и песни».
Стилизованные изображения речевых завитков встречаются на керамике Кулуакана — тольтекского города, существовавшего и после разрушения Толлана, в постклассический период, и со временем вошедшего в состав государства астеков. На рисунках астеков и миштеков (народа, пришедшего в долину Оахака в конце классического периода и наследовавшего культуру сапотеков) изображение речевого завитка крайне упрощается, и таким образом создается новый, астекско-миштекский канон. Однако существуют примеры, подтверждающие связь с традицией классического периода. Так, во Флорентийском кодексе изображена беседа учителя со своими учениками. Ото рта учителя отходят большие речевые завитки с дополнительной полосой, соединяющей начало и конец завитка. Завитки покрыты группами соединенных по два округлых квадратиков. Изображения упрощенных речевых завитков в большом количестве встречаются на страницах кодексов; например, с завитками у рта показаны: вещающая в пещере Кулуакана голова (Кодекс Ботурини); беседующие в Чикомостоке, «Семи пещерах», астекские вожди («Тольтеко-чичимекская история»), ведущие беседу Кортес и Мотекусома II (Флорентийский кодекс), вождь астеков Теноч (Кодекс Мендосы), один из астекских правителей (Кодекс Аскатитлан).
Цветок в центральномексиканской культуре продолжает использоваться как сакральный символ, связанный с представлениями о богах и жертвоприношениях. Вместе с тем цветок символизирует и такой профанный институт, как проституция. Яркие цветы становятся отличительным признаком проституток-ауйани, показанных, например, на страницах Флорентийского кодекса.
На рисунках кодексов позднего постклассического периода цветок часто соединяется с каким-либо другим объектом, придавая ему значение «цветущий». Это, кроме речевого завитка, могут быть кровь, огонь, а также части человеческого тела или скелета. Так, на одном из рисунков в Кодексе Борджиа изображен бог ветра Кецалькоатль-Ээкатль в маске в виде клюва птицы; над ним — змея, пронзенная стрелой; из тела змеи вытекают потоки «цветущей» крови, что подчеркивает сакральный смысл изображения (возможно, речь идет о жертвоприношении). В Кодексе Маглиабечи Кецалькоатль в образе бога ветра украшен головным убором, характерной частью которого является «цветущая» берцовая кость. (Следует отметить, что изображения «цветущей» кости встречаются уже в Теотиуакане.) От цветка, венчающего кость, вниз спускается другой, больший по размерам цветок, с которым соединяется изображение птицы (кецаля), формируя таким образом символ цветка и песни. Характерным примером «цветущего завитка» позднего постклассического периода является один из основных символов модели мира астеков — «горящая вода» (atl tlachinolli), в котором завиток, изображающий воду, соединяется с огненным цветком (символ жертвоприношения, лежащего в основе существования мира).
В XV в. в городе Тескоко в долине Мехико — союзнике, впоследствии фактически ставшем частью государства астеков, — получила развитие гуманистическая мировоззренческая традиция, связанная с именем правителя Несауалькойотля и его сына Несауальпилли. В рамках тескоканской традиции произошла интериоризация символа «цветок и песня» (цветущий завиток) таким образом, что символ стал использоваться как маркер и как основная тема философской поэзии, т.е. основной акцент переместился со зрительного восприятия на слуховое (при публичном воспроизведении поэмы), которое должно было стать началом глубокого осмысления текста. При этом сохранилось основное значение цветущего завитка как символа творения, созидания, а также выразителя связи с будущими поколениями (в данном случае — связи поэта с его настоящей и будущей аудиторией). Философская поэзия «цветка и песни» постулировала трансцендентную связь поэта, певца с невидимым и неощущаемым, всемогущим и вездесущим божеством Ин Тлоке ин Науаке Ипалне-моуани, «Дарителем жизни», что подчеркивало сакральное значение создаваемых текстов. В этой поэзии обширной группе объектов был придан признак «цветущий». В эту группу вошли песни, слова, человеческое тело, сердце, бубенчики, дворики, вода, различные атрибуты божества и проч.
Собственно «цветущая песнь» стала важнейшей темой поэзии «цветка и песни»; в центре внимания авторов «цветущих песен» — поэтов Тескоко, и в первую очередь правителя города, философа и поэта Несауалькойотля, — было индивидуальное творчество, основанное на общении поэта с » Дарителем жизни». Несауалькойотль, объектом особого поклонения которого стал Ипалнемоуани, вместе с другими поэтами обращался к богу с такими словами:
Споем, о принцы,
сделаем приятное тому, кто дает жизнь.
Прекрасно оттенена цветущая песня.
О, пришли цветы,
цветы весной:
залито солнцем множество цветов:
они — твое сердце, твое тело, о Даритель жизни! Кто не желает страстно твоих цветов,
о Даритель жизни?
Они в руках того, кто дает пристанище мертвым:
растут, раскрывают венчики: увядают цветы,
залито солнцем множество цветов:
они — твое сердце, о Даритель жизни!44
Поэзия «цветка и песни» дает прекрасные описания места обитания Дарителя жизни. Одна из поэм повествует о «райской» стране Тамоанчан (Ноноуалко), где обилие влаги и солнечного тепла, где растет Цветущее дерево (аналог мирового дерева), звучат (поднимаются) прекрасные песни и благоухают цветы. В песнопениях раскрывается сакральный смысл таких важных для центральномексиканской культуры символов, как бирюза, перья, цветы:
О, уже вы встряхиваете свои украшенные цветами
бубенчики:
вы пришли туда,
где находится цветущий двор,
и поднимаете свою прекрасную песню.
Вы приходите из Ноноуалко,
страны обилия воды,
вы, красные попугаи-гуакамайя солнца,
вы, создания бога.
Бирюза и богатые перья —
твои мысли, о отец мой. Даритель жизни:
ты сочувствуешь и посылаешь блага людям
прямо из своего дома.
Растут, подобные бирюзе,
твои цветы, о Даритель жизни:
цветы крепнут, красные цветы раскрывают венчики
прямо рядом с тобой45.
«Даритель жизни» сам создает цветущие песни:
Там слышу его слово, действительно его,
Дарителю жизни отвечает птица-колокольчик.
Он поет, предлагает цветы, предлагает цветы.
Как изумруд и перья кецаля,
сыплются его слова.
Может быть, там удовлетворяется Даритель жизни?
И это есть единственно истинное на земле?46
Поиск божественных цветущих песен — одна из основных тем философской поэзии «цветка и песни». Поэт не только общается с богом, создавая цветущие песни, он распространяет их среди людей, уподобляясь сеятелю:
Появляются, появляются цветы:
расцветают цветы в присутствии солнца.
Твоей песне отвечает птица бога.
Ты их ищешь: все они — твоя песня и твоя речь:
услаждаешь людей недолговечными цветами47.
Распускаются цветы, они свежие,
они становятся все красивее
и открывают свои венчики,
из них выходят цветы песни,
на людей ты их выплескиваешь, разбрасываешь,
ты- певец!48
Большинство центральномексиканских кодексов было создано в ранний колониальный период. Однако они копируют более древние образцы и поэтому могут быть отнесены к традиции позднего постклассического периода. Синтетическая культура раннего колониального времени — периода взаимодействия центральномексиканской и испанской культур — дает примеры использования цветущего завитка, хотя можно говорить о том, что связь между ним и представлениями о творении, созидании утрачивается. Так, на одной из раннеколониальных фресок, выполненной индейцем (храм августинцев в Ицмикильпане, штат Идальго), цветущий завиток (изображенный в стиле европейского Возрождения) выходит изо рта воина, одетого в шкуру ягуара, вооруженного луком, стрелой и щитом и, видимо, сражающегося с другими воинами49.
Изображения цветков, завитков речи, а также цветущих завитков встречаются и в другой культуре, связанной с древними ольмеками и сапотеками, — культуре майя. Искусство майя не дало такого богатого оформления речевых завитков, как искусство классического Теотиуакана. Тем не менее изображения дождевых, простых речевых и «цветущих» речевых завитков присутствуют на керамике, каменных стелах, рельефах архитектурных сооружений, в рукописях майя. Следует отметить влияние, оказываемое Теотиуаканом на зону майя в классический период (особенно на район Тикаля и на побережье Мексиканского залива в штатах Веракрус и Табаско — территорию, также связанную с культурой майя). Влияние Теотиуакана, по всей видимости, шло по двум направлениям — через горные долины (включая Морелос и Оахаку) и по побережью Мексиканского залива, где уже в V в. на стелах в Серро-де-лас-Месас появляются изображения цветущего завитка (например, на рельефе стелы 6 изо рта правителя выходит небольшой цветущий завиток, а над головой показан Змей50).
Влияние Теотиуакана было значительным особенно в ранний классический период в Тикале, где в погребениях правителей (например, N. 10 и 48) найдены вазы и другие керамические изделия с изображениями цветущих завитков в стиле, близком к теотиуаканскому. В Тикале встречаются изображения дождевых завитков, внутренний изгиб которых покрыт кружками (капельками) разных размеров. Такие завитки являются частью живописной фрески, выполненной на розовом штуке на внешней стене здания 5D-sub 10-1st (фаза Чиканель).
В конце классического периода в зоне майя (Тикаль, Сейбаль, Чичен-Ица) также создаются изображения цветущих завитков, по стилю связанные с Теотиуаканом. Например, на одном из каменных рельефов Сейбаля завиток покрыт кружками, внутри имеет продольную линию, повторяющую изгиб завитка, и выходит изо рта персонажа, связанного с культом Кецалькоатля. В Чичен-Ице на рельефах Большого стадиона находятся одни из самых изящных изображений цветущего завитка. На стене комнаты «Е» в одном из храмов стадиона представлена процессия жрецов (правителей) перед Кецалькоатлем (Кукульканом) в образе Пернатого Гремучего Змея. Изо ртов жрецов выходят разнообразные цветущие завитки, на одном из которых сидит птица (попугай). Здесь это не единственный пример сочетания цветущего завитка с изображением птицы.
Вдоль побережья Мексиканского залива влияние Теотиуакана распространялось на города северного Юкатана, среди которых главным торговым партнером Теотиуакана был Ц’ибильчальтун. Недалеко от него, в Аканкехе, лепной фриз из штука на фасаде здания, построенного в ранний классический период, по стилю близок к теотиуаканскому искусству. Рельеф включает интересное резное изображение ягуара или пумы; хищник сидит в пещере, от его языка отходит завиток речи; верхняя часть изгиба завитка, напоминающего лепесток, покрыта фигурами, похожими на цветки.
В Паленке находится каменная плита с рельефом головы бога дождя Чак Шиб Чака (поздний классический период). Из его рта выходит речевой завиток, покрытый кружками и изображением, похожим на цветок. Множество других завитков, украшающих этот рельеф, соединено с цветками.
Богато украшенные изображения цветущих завитков встречаются на каменных рельефах городов культуры Санта-Люсия-Коцумальуапа (тихоокеанские предгорья Гватемалы), южного соседа майя в конце раннеклассического — начале позднеклассического периода. В главном центре этой культуры, Эль-Бауле, на каменной стеле изображено божество в образе краба, из рук-клешней которого выходят завитки, украшенные разнообразными цветками.
В Шочикалько (поздний классический период, современный штат Морелос), также входящем в культурную зону майя, на барельефах пирамиды Пернатого Змея в стиле, близком к майяскому, показан персонаж, от лица которого отходит цветущий завиток; в Шочикалько встречаются изображения и простого речевого завитка.
Расписные сосуды майя дают многочисленные примеры завитков51: один, состоящий из капелек, выходит изо рта жителя преисподней, другой — изо рта скелета, иные — из пастей зооморфных персонажей; завиток с точками (возможно, носовая вставка) отходит от лица правителя; нередко завиток, выходящий изо рта, изображает язык, который может рисоваться как дерево (например, язык-дерево, появляющийся из пасти оленя); встречаются также завитки, выходящие изо рта персонажей в виде языков пламени. Особенно интересен сосуд, предположительно происходящий из Тикаля, на котором в стиле, близком к теотиуаканскому, изображено божество дождя (Тлалок) с характерными дождевыми завитками и другими водными символами (кружками, цветками, «квинканксом», геометрическим орнаментом).
В рукописях майя используется стандартное для постклассического периода (крайне упрощенное) изображение завитка речи. Так, на рисунке в Дрезденском кодексе, посвященном важной церемонии, присутствуют два персонажа, один из которых (слева) играет на барабане, другой (справа) — на флейте. Звуки, выходящие из барабана и флейты, изображаются стандартными завитками.
В культуре майя широко использовался символ цветка. Цветок имел особое сакральное значение и был связан с представлениями о девственной чистоте, «девственной воде», браке и брачных обрядах. Такое значение символа цветка раскрывают тексты тетради А. Барреры Васкеса, записанные в XVIII в., но воспроизводящие более древнюю традицию52. Такое же значение символа цветка в культуре юкатанских майя отмечал и Диего де Ланда53. Вот пример стихотворного обращения жениха к невесте из сборника «Песнопений», изданного А. Баррерой Васкесом (перевод Г.Г. Ершовой)54:
..Люблю тебя,
ты, Госпожа, прекрасна!
И путь наш станет
свидетелем моих забот.
Тогда увидишь ты,
сколь ты прекрасна
когда предстанешь в виде
маленькой кометы,
сравнившись обликом
с луной, с большим
цветком лесным…
Основная тема свадебных песнопений майя — «песня цветка»55:
…С собой несли
большой цветок никте,
цветок чу кум,
цветок жасмина,
душистую смолу, циит,
а также черепахи панцирь
и новый известковый порошок…
Итак, очевидно, что майя пользовались общей для Мезоамерики культурной базой, связанной, с одной стороны, с «материнской» культурой исторических ольмеков и культурой древних сапотеков, а с другой, — развивали свой особый подход к символам цветка и речевого завитка. Возможно, упрощение речевого завитка и отказ от него в культуре майя связан с развитием системы письменности. Во всяком случае, у майя речевой завиток никогда не нес такой богатой символической нагрузки, как в Теотиуакане. Символ цветка в культуре майя имел самостоятельный, независимый от центральномексиканской культуры смысл, связанный с представлениями о девственности и свадебных обрядах. Тем не менее источником символа цветка и у майя, и в центральномексиканской культуре являются представления о плодородии и созидании.
Итак, завершая рассмотрение эволюции символа «цветок и песня» в мезоамериканских культурах, подчеркнем, что этот символ начал свою эволюцию от простого завитка, обозначающего речь, в ольмекской культуре побережья Мексиканского залива, признанной «материнской» по отношению ко многим культурам Мезоамерики. В доклассической культуре сапотеков Монте-Альбана в долине Оахаки был создан канон изображения завитков речи, сохранявшийся вплоть до позднего постклассического периода. Изображение речевых завитков на доклассических и классических монтеальбанских стелах ассоциировалось с представлениями о божественной силе, власти, энергии, которой наделялись правители, жрецы и предки-прародители, а также символизировало воспроизведение сакрального текста. В классическом Теотиуакане в долине Мехико на основе отдельно существовавших символов цветка и речевого завитка был создан символ цветущего завитка, который занял здесь особо важное место в культуре, приобрел богатую смысловую нагрузку и внешнее великолепие; он стал ассоциироваться с плодородием, обилием тепла и влаги, творением, с представлениями о предках, власти и могуществе; он, так же как и в Монте-Альбане, служил изображением торжественного гимна. В культуре майя символ цветка имел несколько иной смысл, связанный с представлениями о девственности и свадебных обрядах. Упрощение речевого завитка и отказ от него в иконографии майя (за исключением искусства терминального этапа классической эпохи, когда на территории майя усилилось влияние групп из Центральной Мексики) автор связывает с развитием системы письменности. В поздней постклассической культуре долины Мехико — наследнице культуры Теотиуакана, в философской поэзии «цветка и песни», возникшей внутри тескоканской мировоззренческой системы, произошла интериоризация символа цветущего завитка при сохранении им всей важной семантической нагрузки. Таким образом, можно говорить о том, что в ходе своей эволюции цветущий завиток испытал два периода расцвета — в классическом Теотиуакане и в поздней постклассической философской поэзии «цветка и песни».
1 Словарь языка науатль Р. Симеона дает следующее истолкование слова xochitl — «роза», «цветок»: Simeon R. Diccionario de la lengua nahuatlo mexicana. Mexico, 1997. Р. 432. По А.М. Гарибаю, in — детерминатив, эквивалентный артиклю, имеет значение «включающий в себя», «в союзе с»; xochitl — «цветок»; сuiса — «петь», «танцевать и петь», «творить песни» (Garibay A.M. Llave del nahuatl. Mexico, 1961. Р. 374, 377, 341).
2 Пополь Вух. М., 1993.
3 Garibay A.M. Historia de la literatura nahuatl. Mexico, 1953-1954. Т. 1, 2.
4 Леон-Портилья М. Философия нагуа. М., 1961. С. 160-165, 195, 209, 228, 243,291-295,309-310,349.
5 Sejourne L. Pensamiento y religion en el Mexico antiguo. Mexico, 1983. P. 83, 133-134,160.
6 Caso A. La religion de los aztecas. Mexico, 1945.
7 Кинжалов Р.В. Орел, кецаль и крест. СПб., 1991. С. 139-172.
8 Кнорозов Ю.В. Письменность индейцев майя. М., Л., 1963. С. 3-29.
9 Ершова Г.Г. Лирика древних майя // Лат. Америка. 1982. N 9.
10 Кофман А.Ф. Философские аспекты лирики Несауалькойотля // Исторические судьбы американских индейцев. Проблемы индеанистики. М., 1985. С. 98-106.
11 Леон-Портилья М. Указ. соч.
12 Mexico: Splendors of thirty centuries / The Metropolitan Museum of Art. N.Y., 1991. Р. 66 (цветок на нефритовой пластинке, найденной М. Стирлингом и Ф. Дракером в 1942 г.); Pina Chan R. Quetzalcoati: Serpiente Emplumada. Mexico, 1977. Fig. 18c; Ibid. Fig. 18e.
13 Fuente B. de la. Los hombres de piedra: Escultura olmeca. Mexico, 1984. F. 9.
14 Pina Chan-R. Op. cit. Fig. 18a.
15 Soustelle J. Les Olmeques. P., 1979. P. 88, Fig. 27.
16 Pina Chan R. Op. cit. Fig. 8, 18d.
17 Кнорозов Ю.В. Указ. соч. С. 14.
18 Teotihuacan: Lugar de dioses // Artes de Mexico. Mexico, 1970. N 134. P. 46.
19 Ibid. P. 28.
20 Ibid. P. 3.
21 Alvarado Tapia R., Cabrera Castro R., Juarez Osnaya A., Staines L. La pintura mural de Totometia, Teotihuacan // Arqueol. mexicana. 1995. N 16. P. 75, Portico 1, Mural 3.
22 Teotihuacan… P. 49.
23 Ibid. P. 29.
24 Ibid. P. 46.
25 Pina Chan R. Op. cit. Fig. 26.
26 Ibid. Fig. 29.
27 Sejourne L. Op. cit. P. 150-159.
28 Teotihuacan… P. 35.
29 Ibid. P. 48.
30 Pina Chan R. Op. cit. Fig. 26.
31 Ibid. Fig. 31.
32 Ibid. Fig. 26.
33 lbid.Fig.25.
34 lbid.Fig.23.
35 Ibid. Fig. 24.
36 Sejourne L. Op. cit. P. 149.
37 Пополь-Вух. С. 11.
38 Там же. С. 40.
Sejourne L. Op. cit. P. 150-152.
40 Sahagun B. de. Historia general de las cosas de Nueva Espafta. Mexico, 1946. Vol. 1.P.23.
41 Леон-Портилья М. Указ. соч. С. 201.
42 Pina Chan R. Op. cit.
43 Леон-Портилья М. Указ. соч. С. 199. 198
44 Garibay AM. Historia de la literatura… P. 177-178.
45 ibid. P. 178-179.
46 Леон-Портилья М. Указ. соч. С. 160.
47 Garibay A.M. Op. cit. P. 178.
48 Леон-Портилья М. Указ. соч. С. 163.
49 Reyes-Valerio C. Arte indocristiano // Arqueol. mexicana, 1995. N 16. P. 62.
50 Кнорозов Ю.В. Указ. соч. С. 13.
51 Kerr J. The Maya vase book: A corpus of rollout photografs ofMaya vases. N.Y.,1989. Vol. 1. 1990. Vol. 2. N. 1398, 1440, 2772, 3831, 4908, 4169, 2068 2226
2716,3230,3459,2929, 4613.
52 Ершова Г.Г. Песнопения майя: По материалам тетради Альфредо Барреры Васкеса // Исторические судьбы… С. 85-91.
53 Ланда Д. де. Сообщение о делах в Юкатане. М., Л., 1955.
54 Ершова Г.Г. Указ. соч. С. 113-114.
55 Там же. С. 111.
Автор статьи — И.В. Бутенева
Источник — «История и семиотика индейских культур Америки». М., 2002, с. 176-199
взято с сайта «http://deja-vu4.narod.ru»,
месторасположение — «http://www.deja-vu4.narod.ru/Flowers_America.htm»