Universidad Autonoma de Yucatan, Facultad de Ciencias Antropologicas, km 1.00 carretera Merida-Tizimin, Merida, C.P. 97305, Yucatan, Mexico
Резюме: Искусственная модификация черепа младенца посредством массажей или специальных компрессионных устройств формировала видимые и перманентные изменения тела, которые встречаются повсеместно и выражают представления об идентичности, этничности, красоте, статусе и гендере. Для древних сообществ, где встречаются черепные модификации, данные культурные корреляты могут быть определены посредством изучения форм черепа совместно с археологическими данными. Исследование изменённых черепов по связанным с культурой причинам также обеспечивают нас важными данными, необходимыми для понимания принципов развития нервной системы и физиопатологических вариаций в формировании черепа. Фокусом данной статьи являются методы черепной деформации в Месоамерике, где данная практика имела глубокие корни и была широко распространена до покорения европейцами. В статье дан всесторонний обзор проведённых в месоамериканистике исследований методов черепных деформаций, применяемых инструментов и таксономии. Современное междисциплинарное исследование физиологических результатов искусственных черепных модификации и их культурной значимости в различное время и у разных культур Месоамерики предоставляет нам возможность обсуждать сферу применения этой практики, исключить неправильное толкование и наметить направления будущих исследований по данной теме как в регионе, так и за его пределами.
Ключевые слова: искусственная модификация черепа, древняя Месоамерика, модификация тела, междисциплинарная антропология, остеология, биоархеология
Вступление
Человеческое тело со своими физическими и психологическими характеристиками является как базисом, так и посредником в культурных взаимодействиях и поэтому на него воздействует социальная жизнь (Douglas, 1973; Lopez Austin, 1989, p. 7). Таким образом, антропологическое исследование человеческого тела не только сообщает нам о биологических аспектах жизни, но, что ещё более важно, предоставляет нам возможность напрямую взглянуть на древние и современные сообщества и на воплощения, своего рода физические характеристики, их культур и субкультур. Так, биоархеология (или остеоархеология) скелета весьма информативна по данной теме, поскольку скелеты являются частью археологической (погребальной) культуры и в то же время напрямую представляют древних акторов человеческих сообществ.
Биоархеологические методы особенно подходят для исследований телесных модификаций, после которых остаются следы на скелете (по таким модификациям мы можем взглянуть на различные аспекты жизни древних людей: на эстетику, красоту, культуру, гендер, ритуальные дела и социальную структуру в целом. Весьма удивляет почему исследования зубных модификаций, связывания головы повязкой или изменений формы черепа посредством устройства типа «люльки»[1] в биоархеологической литературе либо не упоминаются вообще, либо упоминаются весьма поверхностно – то же касается фактически большинства сборников по археологической и антропологической теории тела, концепций красоты, воплощения и гендера (Classen, 1993; Joyce, 2000; Klein & Quilter, 2001; Lewis, 2007; Lock & Farquhar, 2007; Moore & Scott, 1997; Sofaer, 2006).
Особенно удивляет малое количество исследовательских работ по искусственным черепным модификациям, учитывая тот факт, что их сложно не заметить и что они весьма распространены – это сдерживает проведение биоархеологических исследований тех сообществ, где эта практика была распространена. Деформация головы физически проявляется в нейро-черепной области – её можно изучать по археологическим данным. Данная возможность делает биоархеологические подходы подходящими для реконструкции человеческого поведения, гендера, эстетики и социальной структуры (Blom, 2005; Tiesler, 2012; Torres-Rouff, 2002).
В данном эссе термины «изменение формы головы», «черепная модификация», «черепное моделирование» и «формование» используются как синонимы и обозначают искусственное сдавливание а течение первых шести месяцев и лет жизни, т.е. когда череп младенцев ещё поддаётся изменению. После этого череп становится твёрдым и модификации приобретают постоянный характер. Внешние воздействия на формирование черепа могут осуществляться посредством массажа черепа младенца, твёрдых приспособлений для оказания давления, а также плотно завязанных повязок, бандажей и узких шляп. Учитывая всевозможные культурные практики изменения формы головы младенца, весьма проблематично определить по найденным черепам была ли окончательная деформация намеренной или случайной, как об этом заявляют некоторые исследователи (Duncan, 2009; Neumann, 1942; Saul, 1972). Даже появление морфологических изменений как воплощения единичной практики, возможно, и не является правильным в случаях, где в это вовлечены более одного метода, инструмента или обладателя деформаций. Дополнительные проблемы в интерпретации изменённых форм головы возникают с культурной составляющей – в Месоамерике у процесса манипуляции с головой младенца множество целей и значений, некоторые из которых явно не связаны с визиуальной черепной морфологией (Tiesler, 2011, 2012).
Моделирование черепа является одной из самых часто встречающихся биокультурных практик прошлого, это зафиксировано на всех континентах (по крайней мере, в ряде регионов каждого континента). Также данная практика является очень древней. На самом деле выраженные культурой изменения в черепной коробке не ограничиваются современными людьми – эта практика восходит к ранним формам гоминид, существовавших до Homo sapiens (Trinkaus, 1982, 1983; Weidenreich, 1938-39). Примечательны в этом отношении 2 черепа неандертальцев из пещеры Шанидар (Ирак), датируемые возрастом 45 000 лет до н.в. (Trinkaus, 1982, 1983) – на них видны поперечные канавки и искусственное уплощение лба. В этих случаях, как и у других очень ранних находок измененных черепов, нельзя быть уверенным в намеренных деформациях. Они могут быть случайными побочными продуктами, например, кто-то в детстве мог носить тяжёлые грузы.
В отличие от большинства других практик изменения формы и украшения тела, моделирование черепов связывает поколения, поскольку эти действия выполняются вторым или третьим поколением взрослых обладателей деформаций (чаще всего женщинами) со своими младенцами, которые будут ходить с этим изменением всю оставшуюся жизнь. Данная продолжительная, консервативная характеристика изменения черепов порождает культурную значимость данной практики, в отличие от эфемерной, временной природы украшения тел. Это, в свою очередь, является весьма полезной чертой – так можно исследовать длящуюся продолжительное время культурную динамику, длительное выражение группового происхождения и этничности, социальной интеграции и характерной для группы идентичности.
Целью данного эссе, сфокусированного вокруг форм, значений и исследовательских подходов изучения древних черепных модификаций, прежде всего является описание современного состояния дел в академической литературе по теме моделирования черепов в Месоамерике, регионе, где эта традиция пустила глубокие корни и совершалась многие тысячелетия различными социальными слоями (Romano, 1974; Stewart, 1975, pp. 208-224; Tiesler, 1998, 2012). Методологически я бы хотела обрисовать набор междисциплинарных аналитических параметров для изучения практик черепных деформаций. В их основу легли краниометрические концепции, знания о развитии нервной системы и адаптированные таксономические критерии – с их помощью проводится изучение и интерпретация внутри биосоциальных и идеологических рамок, при этом последнее характеризует голову, как анимистичный центр (Lopez Austin, 1989, 1998; Lopez Austin & Lopez Lujan, 1996). Данный подход построен на результатах моего длительного академического изучения древних практик изменения форм головы у древних майя (Tiesler, 1998, 1999, 2012). Мой междисциплинарный анализ данных теоретически обоснован биокультурными моделями и когнитивными подходами (см, например, Houston et al,. 2006; Lopez-Austin, 1989; Tiesler, 2007), которые вместе сыграют плодотворную роль в обсуждении социокультурных и религиозных воплощений в Месоамерике.
Изучая искусственные формы черепов
Учитывая многочисленные причины морфологических модификаций у найденных во время археологических раскопок человеческих скелетов, весьма проблематично обозначить какие-либо априори культурные причины, выделив намеренные (Таблица 1). Морфологические изменения черепа часто происходят посмертно в форме тафономических повреждений (из-за давления земли или биохимического разрушения) (Hansen, 1919). В других достаточно редких случаях под воздействием врождённых дефектов создаётся эффект искусственного моделирования, например, в случае дизостоза из-за раннего соединения черепных швов или акромегалии, гормонального нарушения. Существуют и другие культурные причины, которые, однако, не являются традицией per se, поскольку возникают в результате каких-либо действий, например, расположения детской кроватки, завязывания лентами для волос. Такие причины могут рассказать нам о повседневном занятии человека, однако их морфологические воздействия на череп едва ли говорят о добровольном выборе их обладателя. Таким образом, отделить культурную (намеренную) модификацию черепного свода младенца от остальных причин не всегда легко и для этого нужно провести тщательное исследование связанных с этим морфологических данных или же контекста. Лишь исключив все возможные альтернативные причины черепной модификации можно смело говорить об искусственном моделировании черепа младенца.
Таблица 1. Различные причины морфологических изменений человеческого черепа
1. Посмертные изменения
1.1. Тафономические повреждения
1.1.1. Механическое давление
1.1.2. Биохимические замещения
1.2. Неправильная реконструкция по разбитым кусочкам
2. Прижизненные изменения
2.1. Физиопаталогические изменения
2.1.1. Врождённые дефекты
2.1.2. Эндокринологические дефекты
2.1.3. Болезни из-за недостатка питания
2.1.4. Дефекты кровообращения/сосудов
2.1.5. Неизвестная этиология (в основном преждевременные соединения швов и т.д.)
2.2. Морфологическое разнообразие форм черепов
2.2.1. Долихоцефалия (длинноголовость)
2.2.2. Брахицефалия
2.3. Культурные изменения черепов младенцев
2.3.1. Деформации по роду деятельности
2.3.2. Современные терапевтические средства
2.3.3. Культурные манипуляции с черепами младенцев (моделирование формы головы)
За последние столетия вплоть до наших дней был разработан набор таксономических критериев для классификации форм черепов, на которые повлияли культурные факторы. В ряде случаев была предпринята попытка провести корреляцию специфических форм головы с этничностью или по социальным критериям их носителей (Weiss, 1967), либо с их намеренной или случайной эстетической природой (Neumann, 1942). Другие исследования имели целью определить специфические методы воздействия и применяемые инструменты (Dembo & Imbelloni, 1938). Некоторые значимые исследования используют последние количественные таксономические параметры (Anton, 1989; Arnold et al., 2008; Cheverud et al., 1992; Cheverud & Midkiff, 1992; Falkenburger, 1938; Gomez-Valdez et al., 2007; McNeil & Newton, 1965; Romano, 1965; Stojanowski & Euber, 2011) (Рис. 1), другие придерживаются детальных описаний всех форм черепов, либо исследуют анатомию стягивающих канавок или сдавленных плоскостей (например, Buikstra & Ubelaker, 1994, pp. 160-163, attachment 28).
Рис. 1. Диаграмма Клаатща с измерениями, полученными по 3D модели Эль-Сапоталь, Оссуари 1 (Череп 15), левая боковая часть в норме (зарисовка J. Gómez Valdés).
В отношении исследований черепных модификаций в Новом Свете следует отметить, что лишь не ранее XIX века постепенно начал пробуждаться интерес к практикам изменений черепных форм у коренных жителей – сначала этим интересовались натуралисты, анатомы и любопытные путешественники. Поскольку после контакта с европейцами данная практика практически сошла на нет у большинства коренных жителей, подобные исследования в большинстве своём представляли заметки или описания изученных коллекций черепов (Armas, 1885; Boas, 1890; Morton, 1839, 1841; однако см. также Комас (1958) по современным шипибо-конибо из Укайали, Перу). Подобные ранние сообщения отражали Zeitgeist своего времени, когда процветали антиквары, заполнившие полки музеев естественной истории, кафедр анатомии и больниц как США, так и заокеанских стран. Вскоре Новый Свет стал известен, как главная территория, где происходили черепные модификации (Flower, 1881) – всё благодаря тому, что здесь эта практика встречалась практически повсеместно, а также загадочному разнообразию искусственных форм.
Мортон в своём пионерском труде «Crania Americana» (1839), описывает 4 типа форм, которые встречаются в Америке: цилиндрические и конические формы, а также уплощение фронтальной и затылочной частей черепа. У Магитот определено 10 типов – они даны в статье, которую в 1880 году презентовали на Конгрессе антропологии и доисторической археологической археологии в Лиссабоне, Португалия. Несколько десятилетий спустя Грдличка урезал данное количество до 2 (Hrdlicka & Lumholtz, 1912). По альтернативной таксономии, характеризующей также предметы за территорией Америки, выделяем Гуса (16 типов и 2 вариации), Луньера (10 типов), Чуйди (3 типа), Вимана (2 типа), Топинарда (5 типов), Вичова (3 типа), Лехноссека (6 типов), Серхи (4 типа) (Gervais, 1989). Естественно, такое большое количество классификаций, выведенных по специфическим регионам, формальным и серьёзным аналитическим признакам, послужило причиной неразберихи в антропологии (когда дело касалось сравнений).
Когда в течение XIX века формы черепов стали дотошным образом описывать и измерять, их географическое распространение прослеживали через призму диффузионистской теории. Ламаркианские и дарвинистские взгляды на эволюционные механизмы вдохновили некоторых исследователей на поиски ответа на вопрос о передаче по наследству приобретённых черт с позиций моделирования черепа. В то время, как Госсе (1885) всё ещё считал возможным передачу по наследству искусственно смоделированных форм, Делисле (1880, pp. 18-22) после исследования всё ещё практикующих моделирование формы головы французских семей пришёл к выводу, что искусственно полученная форма головы не наследовалась. Также были затронуты дополнительные вопросы, касающиеся возможных неврологических эффектов, особенно часто они стали задаваться с прогрессом неврологической науки в XIX веке. Часто они касались феноменологических идей, приписывающим различным частям мозга специфических функций. Различные спекуляции касательно деформированных черепов приводили к разного рода интерпретациям, которые в наше время считаются устаревшими.
Совсем недавно, после Второй мировой войны, исследования деформированных черепов Старого и Нового Света породили возросшее количество специфических морфологических тем, большинство из которых были связаны с анатомией и физиопатологическим развитием черепа (см. Moss, 1958; Pardal, 1938; Prestigiacomo & Krieger, 2010). Проводимые в основном медиками, такие исследования чаще сосредотачивались на измерениях или морфологических наблюдениях ряда искусственно изменённых черепов, которые были сравнены с краниометрическим воздействием патологического роста, спровоцированного, например, преждевременным сращиванием шва. За последние десятилетия Чеверуд и коллеги (1992a, 1992b), Дитце и др. (2007), Кохн и др. (1993), Литтлфилд (2004), Огура и др. (2006), Род и Арриаза (2006), среди прочих, выказали обновлённый интерес к данным функциональным, физиопатологическим аспектам изменённого роста черепа, а также вторичных изменений черепного свода, его основания, лица и нижней челюсти. Они изучили такие морфологические черты, как выпуклость задней части основания черепа, прогнатизм и лицевую асимметрию или усвоенные механизмы роста нижнечелюстного мыщелока в искусственно деформированных черепах.
Основа современных антропологических исследований форм американских черепов была заложена в 1930-х гг. благодаря важным работам следующих исследователей: Дингвол (1931), Дембо и Имбеллони (1938), а также Фалкенбургер (1938). Дингвол сделал свыше 1200 публикаций, конструируя этнологическую работу по искусственно деформированным черепам, в т.ч. уделив значительное внимание Новому континенту. Хосе Имбеллони собрал метрические, остеологические и этнические критерии, необходимые для проведения всесторонних исследований деформированных черепов, уделив при этом внимание их важности, манере распространения и изменению во времени на американском континенте. Фредерик Фалкенбургер (1938) посредством детального анализа 302 черепов из Южной Америки внёс вклад в науку метрическими критериями. Он установил соотношения черепных индексов и углов с различными способами модификации и представил набор метрических данных по каждому случаю. Более специфические исследования по практикам моделирования голов в Новом Свете описывали региональные характеристики физических и культурных аспектов – это работы таких авторов как, например, Ньюманна (1842), Роджерса (1975) и Стьюарта (1941, 1958, 1963) по Северной и Центральной Америке; Стьюарта (1975) и Романо (1965, 1974) по Месоамерике; и Педро Вейсса (1962) и Стьюарта (1943а, 1963) среди прочих по Андскому региону. Последние два десятилетия антропологические работы по моделированию голов в Новом Свете всё больше опираются на археологическую и социальную теории в контекстуальной интерпретации черепов как части погребальных данных (Tiesler, 1998, 1999) и возвращаются к подробным концептуальным рамкам, в основе которых лежат космологические схемы местных жителей, семиотика и когнитивные подходы в целом, теория тела, а также интеграция (Blom, 2005; Lozada, 2011; Tiesler, 2012; Torres-Rouff, 2002; Yepez, 2006, 2009).
Искусственная деформация черепов в Месоамерике
Рассматривая вместе старые и новые региональные исследования, мы постепенно закрываем пробелы в связанных областях распространения, значения и эволюции морфологий искусственно моделированных голов во многих культурных регионах. Это касается и доколумбовой Месоамерики, впечатляюще богатой культурно территории, которую исследовали этноисторически, археологически, биоархеологически и лингвистически, в т.ч. при помощи истории искусств и прочтения иероглифов (в последнее время чтению уделяется всё больше внимания). В такой исследовательской атмосфере изобилие информации само напрашивается на проведение междисциплинарного исследования, которое допускает культурные интерпретации физических и социальных событий (как черепные модификации в нашем случае), выходящие за рамки простой описательной работы по морфологическим воплощениям и их распространению. Далее будет представлен интегрированный и современный синтез исследовательской истории и современного академического подхода к теме искусственных форм головы в данном регионе. После будут указаны перспективы развития исследований в этом направлении, а также предостережения.
Месоамерика является геокультурным пространством, в которое входила современная Мексика, Гватемала, Белиз, Гондурас, Никарагуа и Сальвадор – здесь развились и продолжают развиваться впечатляющие высокие культуры коренных жителей, среди которых майя, сапотеки, ацтеки и их предшественники (Kirchoff, 1943; Manzanilla & Lopez-Lujan, 1994; Sharer & Traxler, 2006; Weaver, 2009) (Рис. 2). Данная культурная область определена набором общих материальных и космологических элементов, в т.ч. пантеистические религиозные концепции, идеи о космологическом балансе и священном мире, а также о циклической эволюции вселенной. Месоамериканские цивилизации характеризует тысячелетняя культурная история, в которой были развиты искусство и музыка, математика и письменные системы. Сложные месоамериканские системы базировались на социальной стратификации, урбанизации и экономическом прибавочном продукте культивируемых растений, например, кукурузы, тыквы, бобов, амаранта и чили, среди прочих.
Рис. 2. Карта Месоамерики с упомянутыми в статье городищами (адаптированная зарисовка карты с сайта FAMSI / www.famsi.org, В. Тислер)
Как и в других частях Нового Света, где научный интерес к искусственно изменённым головам возник в XIX веке, месоамериканские исследования деформированных черепов фокусировались на добытых во время археологических раскопок материалах – таким образом, изучались последствия (изменённые формы черепов), а не актуальные методы изменения голов младенцев. Экстремальные, «экзотические» формы голов до сих пор привлекают внимание, как и попытки определения специфических форм головы для каждой месоамериканской культурной территории.
Первенство развития местной исследовательской школы по месоамериканским методам моделирования голов с самого начала по большей части (а на самом деле практически полностью) принадлежит мексиканской физической антропологии – она постепенно развилась из индивидуальных, отдельных и не координированных исследовательских усилий конца XIX века до академических исследований, начатых по прошествии ок. полувека (Comas, 1960). До середины XX века мексиканские антропологические исследования форм головы были строго евроцентричные (Leon, 1991; Serrano et al., 1991; Serrano & Villanueva, 1997), многие из них были опубликованы в «Societe d’Anthropologie de Paris» (Comas, 1970). Во второй половине XX века учёные, исследовавшие искусственно изменённые головы, стали интересоваться распространением и культурными значениями различных форм (Comas, 1960; Davalos, 1951; Romano, 1965, 1974; Stewart, 1941, 1963, 1975; Weiss, 1962) – при этом они использовали краниометрические подходы, в частности краниотригонометрию, которую для измеряемых черепов всячески продвигал Артуро Романо (1965, 1972, 1974, 1977a, 1977b, 1980). В эти же десятилетия начали проводиться исследования практик изменения форм головы у народа – данное направление пришло на смену индивидуальным случаям, о которых говорилось выше (Davalos, 1951; Romano, 1965, 1973, 1979). Новый коллективный, компаративный подход указал с ещё большей очевидностью на необходимость проработки согласованной морфологической таксономии. Для этих целей мексиканское академическое сообщество применило и адаптировало классификационные критерии Имбеллони (Dembo & Imbelloni, 1938) и Федерика Фалкенбургера (1938) (Romano, 1965, 1974, 1996) (Рис. 3).
Рис. 3. Проф. Артуро Романо Пачеко, 1960-е гг. (фото: M.T. Jaén Esquivel)
Мексиканские исследования с 1960-х гг. вплоть до наших дней широко опираются на выдающийся труд физического антрополога Артуро Романо Пачеко. Г-н Романо усилил свои детальные краниометрические подходы адаптированной таксономией Имбеллони, при помощи которой можно по костным останкам определять инструменты и используемые методы. Такой подход позволил ему организовать калейдоскоп различных форм голов в Месоамерике, где культурные изменения данных форм связаны с космологическими схемами коренных жителей, к такому выводу пришёл Романо, изучая «ольмекоидный» череп из Пампа-эль-Пахон (Romano, 1977a, 1980), чрезвычайно уплощённый череп из Эль-Сапоталя (Romano, 1977b) и конической формы головы из Уастека (Romano, 1987). Он также отметил, что в Месоамерике при изменении форм голов в основном использовались прочные устройства, таким образом, учёный посчитал, что для «подражательных» форм использовались совместно детская кроватка и головные дощечки – их воздействие порой усиливалось горизонтальными или сагиттальными сдавливающими повязками (Romano, 1965, 1973).
Весьма существенный вклад в изучение месоамериканских деформированных черепов внесли североамериканские учёные, установив модель распространения специфических техник и форм голов. Одним таким исследованием является серьёзный труд Томаса Дейла Стьюарта о практиках манипуляций с головами у майя, который был опубликован в 1975 году под заголовком «Human Skeletal Remains from Dzibilchaltun, Yucatan, Mexico, with a Review of Cranial Deformity Types in the Maya Region» (Stewart, 1943b, 1953, 1975). В этой работе автор сравнивает искусственно деформированные формы голов разных периодов, а также различных регионов, приходя к выводу, что формы и их распространение значительно различаются в зависимости от горизонта.
Сравнивая научные подходы в Мексике и по другую сторону границы, отсутствие интеграции между местными работами и международными исследованиями становится достаточно очевидным. Это разделение подчёркивается применением несовместимой таксономией при проведении классификаций форм голов; даже сегодня международное сообщество с неохотой перенимает хорошую мексиканскую систему классификации, основанную на таксономии Имбеллони (Duncan, 2009; Saul, 1972). Другие англоговорящие авторы лишь отмечают дихотомические термины – наличие/отсутствие. Ощутимое отсутствие перекрёстных ссылок между испанскими, французскими и англосаксонскими публикациями о месоамериканских формах моделирования головы вносит свою лепту в то, что сравнительных данных достаточно мало, о чём говорил ещё Стьюарт (1975; см. также Gervais, 1989; Tiesler, 2012).
Другие проблемы, выявленные при изучении искусственно деформированных голов в Месоамерике, связаны с темой, выходящей за рамки языковых барьеров или национальных границ. Находясь между физической антропологией и археологией, биокультурные/биоархеологические исследования форм головы зависят как от контекстуальной информации, так и от анатомических знаний наблюдателей. Так происходит раздельная интерпретация форм голов от сопровождающей их культурной информации, полученной обычной археологической реконструкцией
Определённо такое разделение характерно и для других источников, например, письменных источников. Богатая на данные месоамериканская исследовательская среда, вероятно, является уникальной в том плане, что здесь можно проводить дополнительные исследования письменной информации, полученной из этнографии, этноисторических сообщений, иконографии и даже доиспанского письма (эпиграфии). Вместе они помогают рассмотреть культурные значения древних практик как не позволяют, возможно, никакие другие древние археологические культуры (см., например, Lozada, 2011, pp. 237-238 о препятствиях в изучении моделирования голов в древних андских культурах). К сожалению, помимо одиночных попыток в этом направлении, эти данные до сих пор остаются неразработанными (правда есть Bautista, 2004; Bonavides, 1992; Duncan, 2009; Garcia & Tiesler, 2011; Houston et al., 2006; Romano, 1987; Sotelo & Valverde, 1992; Winning, 1968, 1969 как альтернативные методы исследования предмета, т.е. древней месоамериканской практики моделирования формы головы).
Таксономия искусственно деформированных черепов в Месоамерике
Для характеристики древних искусственно смоделированных черепов, per se, используются как формальные (морфологические), так и процедурные (технические) критерии. Далее я кратко расскажу о классификационной схеме, применяемой в Мексике, основу которой заложил аргентинский антрополог Хосе Имбеллони (Dembo & Imbelloni, 1938), чья таксономия представлена в адаптированной версии в таблице 2. В данной таблице нет подходящей характеристики для большинства кольцевых форм, встречающихся в Европе, Меланезии или Африки, тем не менее, она хорошо зарекомендовала себя для большинства плоских модификаций в Америке, особенно в Месоамерике.
Таблица 2. Таксономические критерии. Адаптированная версия Дембо и Имбеллони (1938).
Для определения наличия, степени и типа культурной модификации скелета использовались как метрические, так и не метрические критерии. Форма, размер, степень и анатомические связи идеально описаны для каждой компрессионной плоскости и бороздки от сжатия. Сюда также включены релевантные морфологические атрибуты: основные замеры черепа, фораминальный скат черепа (clivus), анатомическое размещение макушки головы, расстояние opistocranium от места соединения ламбдовидного и стреловидного швов черепа до опистиона (середины заднего края большого затылочного отверстия), двусторонняя выгнутость и уменьшения её толщины, степень и сторона асимметрий (биполярная плагиокрания), а также наличие, форма и серьёзность повреждений поверх затылочного бугорка (supra-inial).
Классификации модифицированных черепов, используемые Хосе Имбеллони (Dembo & Imbelloni, 1938) были применены к специфическим месоамериканским деформационным практикам исследователем Артуро Романо (1965), а для майяской территории Верой Тислер (2012) (Табл. 2; Рис. 4а, 4b). По этой схеме (ныне часто используемой в месоамериканской науке) можно различить плоские компрессионные формы, полученные при помощи твёрдых сдавливающих устройств, а также кольцевые модификации, полученные посредством сдавливающих череп повязок, верёвок, бандажа или тугих шляп (Dembo & Imbelloni, 1938; Dingwall, 1931). Применение компрессионных дощечек у младенцев обычно приводят к покатым плоским формам (Рис. 4a), люльки формируют плоские выпрямленные формы, равноценные недлинным и широким головам (Рис. 4b). Продолжительность и сила оказываемого давления определяет степень морфологических изменений. Помимо средних и серьёзных форм модификации встречаются и легкие формы – плоские выпрямленные затылочные поверхности, плоские покатые фронтальные поверхности с загибом или плоские выпрямленные фронтальные поверхности с плоскими покатыми затылочными поверхностями с загибом. С такими слабыми изменениями следов давления плоской поверхности можно и не заметить (см. Dembo & Imbelloni [1938] и Dingwall [1931] где указаны этнографические и этноисторические ссылки). Ослабленное или неправильно закреплённое компрессионное устройство может привести к сильной черепной асимметрии (чаще всего такое встречается при использовании люльки), а подушки, помещённые под компрессионные доски, могут привести к волнистому контуру черепа. Следует отметить, что помимо передней и затылочной деформации были найдены также черепа и с плоскими боковыми деформациями – в основном они характерны для Северной Америки (Rogers, 1975).
Рис. 4. Различные формальные виды (а) плоских покатых модификаций и (b) плоских выпрямленных модификаций (Зарисовка В. Тислер)
Длительность и сила давления в значительной степени влияет на формальные степени изменения черепа – слабые, средние, сильные и экстремальные. Следует отметить, что экстремально выпрямленные формы также могут называться клинообразными модификациями (Dembo & Imbelloni, 1938). Плоскоголовые формы, которые не следует путать с «длинноголовыми», являются экстремальными формами плоско-покатого моделирования (Dembo & Imbelloni, 1938). И наоборот, лёгкие формы передне-затылочного уплощения называют ламбдовидными или фронтальными уплощениями (поскольку определить плоскость, где было оказано давление невозможно; Dembo & Imbelloni, 1938). Они часто попадаются во время проведения археологических раскопок и нельзя с уверенностью сказать, что перед нами искусственная деформация.
В целом, разнообразие плоских категорий связано с техническими вариациями, как комбинация свободной затылочной сдавливающей доски с фронтальной сдавливающей повязкой в затылочной области влияют на плоскую покатую модификацию или расположенный выше параллелепипед формирует плоскую выпрямленную деформацию, которая приводит к кубическим формам (Dembo & Imbelloni, 1938). Подкладывание подушек под компрессионные дощечки формирует изогнутую поверхность, а использование совместно свободных дощечек и круговых повязок приводит к так называемым «псевдокольцевой» или «псевдокруглой» формам (Romano, 1965). Имбеллони упоминал эту разновидность для плоского выпрямленного типа (Dembo & Imbelloni, 1938, pp. 271-272); однако она также была описана и для покатых форм (Romano, 1965). В Месоамерике псевдокольцевые выпрямленные формы характеризуют грушевидные «ольмекские» формы черепа, которые визуально разделяют череп на верхнюю и нижнюю части. Технические гибриды головных устройств обычно приводят к переходным формам. Вторичное применение повязок может создавать канавки и бороздки на костях, как и в случае с поственечной (postcoronial) бороздкой (которую также считают вторичным результатом реакции кости на фронтальное сдавливание) или сагиттальной канавкой, которая визуально разделяет череп на два полушария по саггитальному и/или венечному швам. Имбеллони (Dembo & Imbelloni, 1938, p. 271) называл такие формы двудольными (с одной бороздкой) или трёхдольными (с двумя бороздками). Нарушения в технологии моделирования черепов могут приводить к асимметриям в формах, называемые плагиокраниями – чаще всего они вызываются использованием люльки (Romano, 1974; Tiesler, 1998).
Ещё одной часто встречающейся особенностью, как описывает это Вейсс (1981), связанной с головными формами, является костное углубление в центральной части затылочной чешуи. Это углубление порой встречается с патологическими изменениями, некоторые из которых представлены в виде полного разрушения части черепа над затылочным бугром. Данная особенность, называемая supra-inial углублением или повреждением, считается следом от компрессионного устройства для черепов младенцев, однако есть предположения и о других вероятных этиологий, в т.ч. не исключается трепанация повреждённых областей затылка (Holliday, 1993; Stewart, 1976; Tiesler, 2006; Weiss, 1981). В Месоамерике, где такие отметки встречаются часто (порой по две) зафиксированы и боковые затылочные углубления; они, вероятно, являются следствием воздействия выступающих частей затылочной компрессионной дощечки. Другие, расположенные ближе к центру затылка повреждения черепов, найденных в месоамериканских высокогорьях и в области майя напоминают случаи, зафиксированные для Анд (Lagunas, 1974; Tiesler, 2006; Weiss, 1981).
Для понимания полной картины остеобиографии помимо информации о форме головы нужно иметь данные по биографии человека (пол и возраст смерти) и связанном с ним археологическим контекстом. В каждом погребальном контексте определяют корреляты социальных отличий как для индивидуума, так и для мультивариативной матрицы. В месоамериканских погребальных контекстах релевантные статусные маркеры включают в себя наличие архитектуры гробницы, либо включения в неё экзотических материалов, например, киновари, жадеита или обсидиана (Krejci & Culbert, 1995; Tiesler, 1999, pp. 106; Wright, 2006).
Моделирование головы в древней Месоамерике
Если мы доверяем археологическим данным, тогда моделирование голов у младенцев в Месоамерике было широко распространённой практикой практически уже 10 тысяч лет. Самые ранние следы плоской выпрямленной модификации зафиксированы 8500-7000 лет назад (Lagunas, 1989, p. 33). Их обнаружили во время археологического исследования долины Теуакан в центральном высокогорье Мексики; в тот период эту территорию заселяли неолитические охотники-собиратели. Ещё один пример ранней деформации был найден в долине Вальсекильо (Пуэбла, Мексика) – на нём видны отчётливые следы ламбдовидного уплощения – данному черепу 5000 лет (Romano, 1972, 1974).
Вообще результаты месоамериканской практики модификации головы отмечены чуть ли не у 100% обнаруживаемых костных останков – для них характерно большое разнообразие искусственных деформаций в черепной морфологии. Это разнообразие было уже отмечено американским антропологом Эрнестом Хутоном, который описал искусственные морфологии в черепах, обнаруженных в Священном сеноте Чичен-Ицы: «разнообразие черепных модификаций настолько велико, что сбивает с толку» (Hooton, 1940, p. 273). Это признание повторилось эхом у современных учёных (Stewart, 1975, p. 222; Tiesler & Romano, 2008) (Рис. 5а-5d).
Рис. 5. Различные месоамериканские формы черепов (слева направо, сверху вниз): (a) псевдокруглая плоская покатая модификация (Хайна, классический период, DAF-INAH, фотография В. Тислер); (b) средняя плоская выпрямленная модификация (Чичен-Ица, Юкатан, Мексика, постклассический период, DAF-INAH, фотография В. Тислер); (с) плоская выпрямленная форма с уплощением сверху (Эль-Сапоталь, Веракрус, Мексика, классический период, DAF-INAH, фотография В. Тислер); (d) экстремальная плоская выпрямленная модификация с двудольной модальностью (Аргелия, Ла-Ангостура, Чьяпас, Мексика, DAF-INAH, фотография В. Тислер).
Ещё первое важное иерархическое ольмекское общество, получившее развитие в ранний доклассический период (1400-1000 гг. до н.э.), практиковало моделирование голов (Romano, 1974; 1977a; Saul, 1972). Тогдашняя доминирующая техника использовала люльку, которая способствовала появлению различных выпрямленных форм, среди которых встречаются узкие выпрямленные псевдокруглые формы, напоминающие грушевидную форму головы – всё это видно у антропоморфных скульптур побережья Мексиканского залива, выполненных в виде голов (Romano, 1977a; Tiesler, 2010). Данная форма, отчётливо замеченная у ольмекских голов и документированная у месоамериканских черепов вплоть до конца доклассического периода (ок. начала современной эры), включает в себя округлые, выпуклые лбы и явные горизонтальные разделения между верхним и нижним нейрокраниумом. Судя по данным с востока Месоамерики, такая форма была распространена от равнин побережья Мексиканского залива Веракруса (Эль-Манати) и Табаско до Юкатана (Цибильчальтун и Каусел) и района Усумасинты (Алтар-де-Сакрифисьос и Сейбаль), а также на перешейке вплоть до побережья Тихого океана (Пампа-эль-Пахон и Чьяпа-де-Корсо) – так пародировались священные ольмекские кошачьи репрезентации и силуэты головы раннего бога кукурузы (Saturno et al., 2005; Tiesler, 2010; see also Cyphers & Villamar, 2006).
За столетия до начала классического периода также были зафиксированы разнообразные искусственные формы голов – различные техники моделирования были распространены в Центральном высокогорье (Тлатилько, Экатепек) и далее на юг (Bautista, 2004; Pena & Lopez Wario, 1989; Romano, 1972, 1974). В частности на территориях майя появляются покатые и средние плоские выпрямленные формы наряду с «ольмекоидными» псевдокруглыми выпрямленными формами (Romano, 1977a; Saul, 1972; Saul & Saul, 1991, 1997; Tiesler, 2010). Есть свидетельства горизонтального, круглого и сагиттального обёртывания черепов в ряде регионов (но не во всех) – всё это указывает на возрастающее разнообразие искусственных форм в каждой культурной области. Следует отметить, что в отличие от черепов из регионов к северу и югу от Месоамерики, подавляющее большинство месоамериканских черепов не имело истинных кольцевых форм. Когда использовались компрессионные повязки, они практически всегда применялись с дощечками и планками.
В первом тысячелетии нашей эры на востоке и юго-востоке Месоамерики (Веракрус, Оахака, область майя) уже отчётливо видны районы с искусственно деформированными головами, видна популярность форм, степень деформированности и разнообразия (Winter, 1995). К северу доминировало использование люлек, из-за которых порой черепа были с небольшими ламбдовидными уплощениями. В других случаях, например, в Теотиуакане (к северу от Мехико) устройства типа люльки формировали конические формы черепа (Yepez, 2001). В раннем классическом Теотиуакане документированное разнообразие покатых и выпрямленных форм, в т.ч. с уплощениями сверху, по всей видимости, являются пародийными формами традиций побережья Мексиканского залива Веракруса (Serrano et al., 2003; Yepez, 2001).
В классический период (250-900 гг. н.э.) предпочтения поменялись, особенно отчётливо это видно в области майя. Здесь в западной части низменности майя предпочтение отдают чрезвычайно заострённым и наклонным формам головы, в частности, в нижнем и среднем регионе Усумасинты (Паленке, Чьяпас) и вдоль побережья Мексиканского залива (Хайна, Кампече; Tiesler, 2012). И наоборот, плоские выпрямленные формы были в моде среди жителей карибского побережья Юкатана и в высокогорьях Гватемальтекан и Чиапанекан (Tiesler, 2012). Если оценивать грубо, то в зависимости от языковой принадлежности индивидуумов, различались и их черепные пропорции – это следует из эпиграфических данных (Lacadena & Wichman, 2002; Tiesler & Cucina, 2010). Это свидетельствует о том, что носители искусственно моделированных голов выбирали определённые формы, которые, вероятно, были связаны с этничностью. Мексиканский штат Веракрус известен предпочтениями в уплощениях сверху, как свидетельствуют об этом данные с городища Эль-Сапоталь, который был заселён в течение позднего классического периода (Martinez, 2007, 2009; Romano, 1965; Tiesler et al., 2010a). Помимо сдавливания сверху данные по черепам из Эль-Сапоталя и других городов Веракруса (Рис. 2) демонстрируют нам чрезвычайно покатые на конце выпрямленные черепные модификации, среди которых в литературе отмечены двудольные (bilobеe) и трёхдольные (trilobеe) формы (Comas & Marquer, 1969; Gosse, 1855; Romano, 1965). Они были получены сильно сдавливающими устройствами (в т.ч. происходило сагиттальное сдавливание), после которых на растущих черепах младенцев оставались сагиттальные и посткоронарные бороздки, которые сформировывали у черепа трёхдольную форму (Comas & Marquer, 1969; Gosse, 1855).
Весьма примечательным фактом для городищ с найденными искусственными деформациями черепов является отсутствие значимых различий форм голов между представителями элиты и прочими членами общества (определение элитного захоронения происходило исходя из количества и характеристик погребальных принадлежностей и археологического контекста), таким образом отметается роль статуса в выборе формы головы (Tiesler, 1999, 2012). В Паленке, например, голова высшего майяского правителя Ханааба Пакаля была той же формы, что и у 99% местных жителей. В других больших городах майя классического периода, где прослеживается династическая элита, например, в Калакмуле или Цибанче, пропорции специфических форм черепа схожи между представителями различных социальных секторов.
Так что более вероятно, что формы, которые младенцам придают женщины, выбирались исходя из семейных традиций для выражения этнической идентичности и, возможно, клановой принадлежности. Это видно на примере распространения различных головных морфологий в большом майяском городе Копане – здесь в различных городских секторах заметны разные предпочтения в выборе форм головы (Tiesler & Cucina, 2010). А у жителей далёкого торгового порта Шкамбо на севере полуострова Юкатан заметны изменения форм искусственно моделированных голов, что может характеризовать иммиграцию или даже ассимиляцию. Особенно отчётливо это видно в захоронениях Шкамбо позднего классического периода, где у подавляющего большинства подростков выявлена местная форма (плоская покатая подражательная вариация). Данная головная морфология существенно отличается от морфологии взрослых, которые, учитывая их возраст, скорее всего росли в других частях мира майя до прибытия в Шкамбо и интеграции в местное сообщество. Подобный сценарий указывает на быструю ассимиляцию местных способов моделирования голов младенцев прибывшими сюда женщинами, как об этом говорится в другой работе (Tiesler & Cucina, 2010).
В иконографии различных частей Месоамерики иллюстрируются применяемые при моделировании черепов инструменты. В основном мы видим округлые компрессионные планки, к которым аккуратно привязывали младенцев, а в доклассической и классической культуре майя использовались свободные дощечки, напрямую сдавливающие переднюю и заднюю части головы (Bautista, 2004; Romano, 1973, 1987; Tiesler, 1998; Tiesler & Romano, 2008). По всей видимости, немаловажную роль играли в таких устройствах узлы. Использование узлов или других средств уменьшения или полного избавления от выступающей части затылка предполагается по наличию множественных supra-inial углублений, которые приводили к зажившим или не зажившим повреждениям затылка, причём порой здесь наблюдается полное разрушение кости над затылочным бугорком (Lagunas, 1974; Weiss, 1981; Tiesler, 2006).
В постклассический период (900-1519 гг.) разнообразие постепенно сменяется единообразием искусственно модифицированных голов. Данная тенденция отчётливо прослеживается там, где наблюдалось большое разнообразие форм голов в периоды, предшествующие постклассическому, например, в Веракрусе или в низменностях майя. Майя я приведу в пример. В период окончания первого тысячелетия, во время, когда происходит закат цивилизации классических майя, прежнее разнообразие техник уступило дорогу единому взгляду на высокие и широкие формы голов. Откинутые назад силуэты голов, которые когда-то доминировали в классический период, постепенно заменялись унифицированным выбором в пользу коротких и широких форм головы, которые получались посредством устройства «люлька» — такое приспособление описывалось в испанских хрониках XVI века. 90% найденных в постклассических городищах майя черепов были искусственно смоделированы именно таким способом. Сотни черепов, извлечённых из центральных сенотов постклассических майяских городищ Майяпан, Сан-Хервасио, Чампотон и Тулум, например, имеют широкую плоскую выпрямленную форму (Tiesler, 2012). Схожая ситуация с найденными и документированными черепами постклассических высокогорных майя, которые единообразно пользовались плоскими выпрямленными формами (Dаvalos, 1951; Lagunas, 1989).
Увеличивающееся единообразие головных форм указывает на то, что специфические черепные деформации утрачивают свою значимость в качестве этнического или семейного маркера (Tiesler, 1999, 2011, 2012). Следует отметить, что в начале постклассического периода серьёзным изменениям подверглись именно методы моделирования головы, но не сама популярность деформированных черепов. Такая прогрессивная тенденция к усреднению характерна практически для всей восточной и южной Месоамерики постклассического периода. С этой точки зрения широкоголовые «стандарты внешности», неопределённо приписываемые культурной ассимиляции черт населения Центрального высокогорья (сначала тольтеков, затем ацтеков), теперь указывают на панмесоамериканскую идентичность.
После испанской конкисты и начала доминирования европейской культуры над древними индейскими традициями, тысячелетняя практика моделирования черепов была обречена на забвение (Tiesler & Oliva, 2010; Tiesler & Zabala, 2011). Как и многие другие традиции, связанные с человеческим телом и формировавшие месоамериканское культурное наследие, они были забыты и постепенно вытеснены культурными моделями, заимствованными из Европы. Данная перемена порождает ряд вопросов о социальных ролях, которые эти практики стали выполнять в новых условиях. Каковы были механизмы давления, способствовавшие быстрому отказу от подобных практик? Какого рода трансформации претерпели люльки во время процессов «испанизации» в новых городах региона? Повторяли ли они те же преобразования, которые произошли в сельской местности?
Мы считаем, что колониальное влияние (подавление) на моделирование голов и другие автохтонные биокультурные практики было эффективным из-за того, что они очевидны. Эти традиции хорошо различимы, в сравнение с другими, и их легче ограничить – поэтому они легко становятся объектом давления со стороны доминирующего социального сектора, принуждавшего не испанские сегменты общества к культурной ассимиляции. Наше исследование городского сосуществования групп майя в городе Кампече XVI века выявило прямое влияние посредством наказания за приверженность традиции или как минимум осуждения местного культурного наследия (Tiesler et al., 2010b). В подобных новых социальных обстоятельствах и в условиях мультирасовости и мультикультурности общества под испанским правлением визуальное выражение посредством искусственно деформированных голов вскоре предстало в глазах городских жителей носителем этакой метки «чужеродности».
Значения и роли древней месоамериканской практики деформации голов
Широкое распространение и тысячелетняя история культурной практики моделирования голов оставило глубокий след в месоамериканской автохтонной идеологии и её выражении (Lopez-Austin, 1998, 2001). Помимо специфических идей, которые моделирование голов может выражать в каждой месоамериканской культурной области и эпохе, согласно воззрениям женщины, занимавшейся данной практикой, семьи и местной традиции, вполне вероятно, что данная практика является выражением набора более общих месоамериканских верований, где нашло своё отражение коллективное мировоззрение и связанные религиозные схемы. По собственным исследованиям местных форм черепов и моделирования голов я определила 3 области (или культурных аспекта), 3 культурных значения данной практики, мотивов их использования: во-первых, «органопластичная» причина, во-вторых, ритуальная причина или роль представления, как часть воспитания и социальной интеграции младенцев, и, наконец, в-третьих, мотив видимой или «символической» коннотации (Tiesler, 2011, 2012).
Органопластичные мотивы
Первый набор причин связан с лечением головы – это средство предупреждения болезней младенцев или потери их духовной энергии тоналли. В Месоамерике широко верили, что голова была хранилищем духа – большинство месоамериканских народностей разделяли общее представление о том, что тоналли находится во лбу или в самой верхней точке головы, т.е. там, где находится разум человека (Boremanse, 1998, pp. 81-84; Guiteras, 1986, p. 235; Lоpez-Austin, 1989). Месоамериканцы считали, что кость черепа, особенно родничок и затылок младенца, была уязвима у новорождённых, чьи хранящиеся там анимистичные энергии были непрочными. Таким образом, жизненная энергия малышей легко может улетучиться и исчезнуть, либо гармоничные потоки тоналлей и священного духа (йоллотля), чьим анимистичным местом было сердце или его верхняя часть, могут быть остановлены (Guiteras, 1986, p. 235; Lоpez-Austin, 1989, pp. 211-212).
Потеря духовной энергии или тепла («calor») может быть спровоцирована внешними силами, например, «зловредными ветрами» или «mal de ojo» (пристальным взглядом на человека), либо может быть вызвана внутренними эмоциональными состояниям (страхом или шоком: susto; Lоpez–Austin, 1989; Martinez-Gonzalez, 2007; Pitarch Pliego, 2005). У детей такие состояния могут полностью овладеть ими и причинить им вред. Считалось, что они могли отделить волатильные духовные компоненты от тела младенца. Месоамериканцы верили, что через затылок или несросшийся родничок волатильная жизненная энергия малышей может вырваться из тела и тогда ребёнок может почувствовать слабость, заболеть, потерять жизненную энергию и, в конце концов, умереть (Martinez-Gonzalez, 2007; Pitarch Pliego, 2005). С этой точки зрения уплощение затылочной кости служило средством защиты духовной и физической чистоты. Хронист Франсиско дель Пасо-и-Тронкосо описал манипулирование головами мексиканских детей XVI века, у которых «… шея практически отсутствовала, потому что повивальная бабка сдавливала её при помощи груза с самого рождения, когда череп ещё не сформировался и поддерживали эту (искусственную) форму, когда ребёнок лежал в люльке…» (Paso y Troncoso, 1926; chap. 25; перевод автора). То же сообщается и про индейцев майя высокогорья Гватемалы того периода – Франсиско Лопес де Гомара так описывает практику в своём труде «Historia de la conquista de Mexico»: «Повивальные бабки делают так, чтобы у малышей не росла задняя часть головы, а матери кладут их в люльку таким образом, чтобы та не росла, поскольку они весьма горды, обладая этим (качеством)» (Lopez de Gomara 1987, p. 246; перевод автора). Различные средства выправления затылочной части головы, вероятно, объясняют большое количество supra-inial повреждений у доиспанских затылочных костей (Рис. 6). Среди других средств защиты головы младенца, которые применяли месоамериканские матери, отмечаем изоляцию головы, её сокрытие или обёртывание, либо простое отращивание волос, которые покрывали уязвимые места (Reilly, 2006).
Рис. 6.Мать, несущая на спине ребёнка, у которого растёт 3 пряди волос (перерисовано M. Sánchez from Fig.1.53, p. 50, in Houston et al.,2006, K7727)
Приобретение формы головы
Процедурная часть данной практики, как и органопластичные мотивы, была преисполнена культурного значения и символизма. Первые месяцы или годы ухода за младенцем и слежения за делающим свои первые шаги ребёнком нужно было ежедневно заботиться о «будущем» человеке пока духовная энергия не закрепится в теле, а интеллект и разум не «войдёт в тело» (Boremanse, 1998; Cervera, 2007; Duncan, 2009; Duncan & Hofling, 2011; Guiteras, 1986, pp. 229-34; Tiesler, 2011; Vogt, 1965, p. 29). Ежедневные процедуры с черепом младенца включали активное и пассивное сдавливание передней и затылочной области головы при помощи твёрдых компрессионных дощечек, которые порой сопровождались повторяющимся массажем или тугим обёртыванием (Romano, 1974; Tiesler, 1998). Учитывая этот аспект, люлька была многофункциональным устройством. Она служила для ухода за ребёнком, здесь его подчищали, его тело было завернуто в пеленку, а голова сжата и так получалась её окончательная форма.
Таким образом, практики моделирования головы были частью подготовки детей к последующей социальной интеграции, действа, которое часто сопровождалось праздничной активностью, например, первой стрижкой, ритуалами получения имён, ритуалами определения судьбы (тональ) и так называемыми хецмек (на юкатекском языке) церемониями, во время которых младенца сажают на бедро в первый раз (Bonavides, 1992; Boremanse, 1997; Duncan, 2009; Najera, 2000; Redfield & Villa Rojas, 1967; Roys, 1940). В этих ритуалах заложены социальная интеграция, акт становления личностью, когда духовная энергия уже зафиксирована внутри тела младенца.
Формы голов как видимые символы
Видимый результат практики моделирования голов (третье культурное значение, исследуемое в данном обзоре) лучше всего документирован в Андах, где хронисты стали свидетелями применения данной практики и дали описание различных форм черепов, каждая из которых оказалась связана с социальным сектором или определённой этнической группой. Спустя несколько столетий после первоначальной колонизации данные видимые, определённые атрибуты черепных модификаций стали бесценным источником для культурной остеологии искусственно смоделированных голов (Weiss, 1962), а также для отслеживания распределения на геополитическом пейзаже (Torres-Rouff, 2002, 2003; Weiss, 1962).
Что касается расположенной севернее территории Месоамерики, отмечаем, что видимый результат использования люльки был, по всей видимости, настолько унифицирован, что европейские колонизаторы и не отметили деформацию голов (Tiesler & Zabala, 2011). Таким образом, неудивительно, что фокусом в сообщениях колониальных хронистов стали не искусственные формы голов, а ежедневная практика индейцев, которую они осуществляли с младенцами вместе с уменьшением шеи, о которой также часто сообщается. Исходя из вышесказанного, следует отметить, что во время контакта в XVI веке осуществлялся длительный ритуал по «органопластическим» мотивам, при этом оба элемента были «стержневым центром» месоамериканской идеологии и ритуала – т.е. видимая черепная модификация, мотивировавшая практику, не была самоцелью.
Это, вероятно, весьма отличало доклассическую и классическую Месоамерику, где отмечено великое разнообразие искусственных форм. Вот тогда, возможно, была и другая, «молчаливая» причина для моделирования головы столь заметной по форме и имеющую культурную идентификацию с этнической и религиозной составляющей. Как упоминалось выше, совершенно не случайно искусственные грушевидные формы голов, напоминающие ольмекские, зафиксированы в доклассический период среди других месоамериканских форм, как яркое выражение человеческой головы и антропоморфного портрета священных сил (Tiesler, 2010). Помимо этнических предпочтений при выборе формы головы на территории проживания майя нет никаких свидетельств о разделении по статусу или полу.
Таким образом, этничность и неопределённое культурное предпочтение или эстетический выбор формы головы должны сопровождаться более глубоким смыслом там, где встречаются разнообразные деформированные головы, например, в большей части Оахаки, Веракруса и области майя. Что касается майя, данные говорят нам о подражании почитаемых ими божеств-патронов (Garcia & Tiesler, 2011). Молодые боги, как бог кукурузы (Бог Е), который в классическом антропоморфном образе единообразно представляется с наклонной покатой головой, должны соответствовать эстетическим идеалам майя низменностей классического периода. Доиспанские портреты изображают представителей аристократии без затылка с наклонным лбом и направленными вниз линиями, которые соответствуют волосам – череп у них удлинённый, практический плоский с выступающим лицевым профилем (Рис. 7). Данная иконографическая традиция изображения человека, которая должна отражать представление об идеальной красоте как у простолюдин, так и у элиты (Houston et al., 2006, p. 18), усиливает видимый эффект от искусственных покатых форм. Такие формы голов особенно предпочитали в регионе Усумасинты – они получались при использовании щеп и туго завязанных повязок. Весьма отличаются от бога кукурузы художественные предпочтения в изображении старых богов, так, например, Чака (бога дождя и молнии) в основном изображают с плоской выпрямленной головой, а бога А – даже с естественной формой головы (Garcia & Tiesler, 2011).
Рис. 7. Портреты классических майя: (а) династический правитель Ханааб’ Пакаль (зарисовка M. Sánchez из Greene 1991); (b) портрет знатной женщины из Паленке с плоским покатым профилем и схематической реконструкций мягкой ткани; (с) художественное воспроизведение лицевого профиля (зарисовка V. Tiesler).
Также отметим, что бога L, покровителя майяских торговцев (Garcia & Tiesler, 2011; Tiesler et al., 2010), постоянно изображают в майяском искусстве. Его портреты характеризует выпяченная верхняя уплощённая часть головы – такие формы черепа (напоминающие изображаемую форму головы у бога торговли L) часто встречаются у населения классического периода Миштекилья из Эль-Сапоталя (Веракрус), что явно свидетельствует о подражании данному божеству-покровителю. Такая форма также стала популярна у торговцев, обосновавшихся вдоль традиционных торговых путей долин реки Грихальвы, где мной такие деформации были отмечены у черепов, начиная с середины классического периода. Также такие формы отмечены и у торговых сообществ побережья Юкатана за несколько веков до коллапса майя и вплоть до постклассического периода (Tiesler, 2012; Tiesler & Cucina, 2010; Tiesler et al., 2010a): во второй половине первого тысячелетия уплощения верхней части головы появляются у прибрежного населения Хайны, Уямиля, Шкамбо, Исла-Серритос и Сан-Хервасио (такие деформации здесь встречаются у 5-20% документированных черепов). В отличие от указанного выше региона, во внутренней части Петена и Юкатана такие формы уплощений не были зафиксированы, за исключением специфических, больших поселений, которые находились на торговых путях, связывающихся с побережьем и сами принимали активное участие в торговле, например, Копан, Кохунлич и Чичен-Ица, последний, при этом, известен своим контролем большей части майяской прибрежной торговли в конце первого тысячелетия. В Чичен-Ице деформации голов в виде уплощения верхней части встречается у 28% черепов (Tiesler, 2012; Tiesler & Cucina, 2010; Tiesler, et al., 2010a).
Заключительные наблюдения: месоамериканское моделирование голов и изучение древних телесных модификаций
Имеющее глубокие корни воспроизводство искусственных форм голов многими поколениями женщин не только предоставляет нам уникальную возможность взглянуть на различные варианты адаптации и инкорпорирования в повседневной жизни месоамериканских культурных и религиозных черт, но и обеспечивает нас пониманием того, как практикующие деформацию женщины наделяют семейной и групповой идентичностью молодые поколения при помощи распространённой в Месоамерике традиции. В отличие от андского мира, где черепные модификации были средством выражения этничности и статуса (Blom, 2005; Torres-Rouff, 2002), искусственное моделирование голов в Месоамерике было больше средством выражения визуальных предпочтений населения и местных френологических представлений о жизненно важных и губительных центрах человеческого тела. Более эфемерные мотивы были отмечены у ольмеков и доклассических и классических майя. У последних моделирование голов, по всей видимости, было средством имитирования различных сверхъестественных сил, возможно, имперсонаторов определённых божеств-покровителей, которые, вероятно, в разное время обеспечивали этногенез и сплочение родственных групп. В изложенной здесь статье была предпринята попытка рассказать о таксономических критериях и определениях, используемых для классификации искусственных форм головы и компрессионных инструментов в биоархеологических исследованиях. Во второй части данной работы дан обзор контекстуальной краниологической информации из Месоамерики, в частности из области майя. Я также опиралась и на другие наборы данных, в т.ч. региональной идеологии, ритуального представления и социокультурной эволюции. Эффективная комбинация материалов, художественной и исторической (письменной) информации по головам и черепам интерпретирована в рамках когерентной региональной идеологической основы и с учётом длительного скрытого выражения месоамериканских ритуалов, что согласуется с общей реконструкцией культурных направлений и пониманием того, что способствовало сохранению данной традиции на века. Я считаю, что только подобное сочетание различных наборов данных, масштабные исследования (домашних хозяйств, сообществ, регионов и эпох), а также эмическая точка отсчёта имеют потенциал предоставления нам возможности увидеть более глубокие культурные мотивы и значения исследуемых в статье практик модификации тела, которые, в свою очередь, имеют более глубокие корни и выходят за отмеченные за ними культурные рамки. В этом аспекте я смею надеяться, что данная исследовательская стратегия может быть также пригодной для изучения практик моделирования голов, отмеченных в других культурных традициях прошлого, особенно там, где присутствует большое количество и разнообразие данных.
Представленный в данной статье подход также отличается от подходов с использованием жизненных циклов и рассказов о жизни индивидуумов, которые стали столь популярны в недавних (био)археологических научных исследованиях деятельности, теории тела и различных воплощений (Meskell & Joyce, 2003; Sofaer, 2006). Они применяются к различным доисторическим культурным аспектам, в т.ч. к месоамериканской практике модификации тела (Geller, 2004, 2006), и построены на опытных (герменевтических), когнитивных «прочтениях» материальных данных, которые позволяют наделить значениями давно исчезнувшие культурные практики. Некоторые из таких усилий достойны похвалы, поскольку выявляют новые точки отсчёта, направления исследований и указывают на новые проявления древних, давно забытых культурных значений. Однако большинство из таких исследований всё ещё нуждаются в подтверждении соответствующими объективными данными, значимость которых не может быть излишней для хорошей академической работы. Предположения и авторские аргументации без тщательно изученных с критической точки зрения прямых доказательств имеют риск создания собственных измышлений, которые могут быть весьма далёкими от древней реальности. В этой связи я считаю, что биоархеологические реконструкции, подобные представленной в данном обзоре древних месоамериканских практик моделирования голов, для антропологического исследования являются исключительными и «проверенными на реальных данных».
Благодарности
Я благодарна Андреа Кучине и Джоэлю Палка за чтение корректуры и комментарии предварительных набросков данного манускрипта. Я также признательна профессору Артуро Романо за обсуждение с ним морфологических особенностей техники моделирования головы и за его полезные комментарии и предложения. Также хочу сказать спасибо Джорджу Гомесу Вальдесу и Тересине Хаен Эскивель за то, что они поделились со мной своими работами и иллюстрациями. Мне хотелось бы похвалить и в то же время выразить благодарность за предоставление доступа к скелетам следующие проекты и институты: Proyecto Arqueologico Calakmul (Рамон Карраско, INAH), музею Пибоди, Гарвардскому университету, Direccion de Antropologia Fisica (Хосе Антонио Помпа, INAH); центрам INAH на Юкатане, в Кинтана-Роо и Кампече, Proyecto Arqueologico Dzibilchaltun (Уиллис Эндрюс IV, MARI), Museo de Arqueologia y Etnologia (IDAEH); Atlas Arqueologico de Guatemala (Хуан Педро Лапорте, IDAEH); Proyecto Arqueologico Xcambу (Тельма Сьерра, INAH), Proyecto Salvamento Caucel (Фернандо Роблес, INAH, и Хосеп Лигорред, Municipio de Merida). Различные этапы данного исследования на протяжении многих лет финансировались фондами Deutscher Akademischer Austauschdienst, PIFI, PROMEP, CONACYT, UADY и Wenner Gren.
Источник — http://www.isita-org.com/jass/Contents/ContentsVol90.htm
[1] Крепко закреплённой доски с различными ограничителями, которые помогали приобрести необходимую форму. Такое приспособление далее по тексту указано как люлька. Прим. переводчика.